знательную жизнь. А я с упоением что-нибудь рассказывал.
Вполне естественно, как и со всяким уважающим себя рассказчиком, со мной всегда случались какие-нибудь истории…
Ну, не упадет кирпич на голову того человека, который не умеет рассказывать. Он обязательно упадет именно на того, кто сможет потом об этом красочно поведать. Причем, обязательно пролетит в каких-нибудь двух-трех миллиметрах от виска, или просвистит мимо уха. Так уж, устроено.
Слушали меня всегда все по-разному: одни, затаив дыхание, заглядывая прямо в рот, другие – снисходительно улыбаясь, не веря ни единому слову. Байки – так, обычно называют подобные рассказы. Это, когда почти все полностью выдумано. Лишь где-то там, глубоко-глубоко, лежит что-то правдивое. В моих же историях, все – ПРАВДА… Н-ну, конечно, не совсем… и не полностью – все. Но…
Когда-то очень хорошо и «прямо в точку», отозвался о них самый лучший слушатель в моей жизни Петя Баклажан. Баклажан – это его кличка, или, как сейчас говорят, «погоняло». Немного подробней об этом.
Конец девяностых. Меня тогда звали Петя Воронцовка, а его – Петя Баклажан. Мы оба «таксовали» на одном из многочисленных «пятаков» Бишкека – столицы солнечной Киргизии… Работа таксистов тогда заключалась в многочасовом стоянии в очереди в ожидании редкого, для тех времен, клиента. И если все остальные «таксовали», чтобы заработать хоть на какой-то кусок хлеба, пусть и без масла, то Петя Баклажан – ради интереса. Он на хлеб масло шоколадное мазал, да еще с икоркой (три контейнера на «Дордое» – самом крупном в Средней Азии вещевом рынке, какая-то квартира…).
… «Вжжи-ик», – это он подъезжает на «пятак».
– Воронцовка, здесь? – Спрашивает.
– Нет, – отвечают.
– Ну, и какого хрена, тогда здесь делать?
«Вжж-ик», – и нет Баклажана. Уехал.
Или по-другому:
… «Вжжи-ик». – Воронцовка, здесь?
– Здесь, здесь, – отвечают.
– Тогда, ему тема: «Любовь – и сельское хозяйство». Пошли слушать.
А слушателям-новичкам он, как правило, пояснял:
– Все, что Воронцовка рассказывает, на 15–20 процентов – вранье. Так. Для связки слов. Но без этих, пятнадцати-двадцати процентов, лично мне его рассказы – на хрен не нужны. Потому что, в остальном, его истории – чистая, правда! Пусть и с добавками. Но с какими добавками!
А историй этих, за мою жизнь, накопилось…
Всякие истории: мистические, или не слишком, произошедшие со мной, или с моими знакомыми, но больше – юмористические. В основном, забавные, комичные, просто с легким юмором, или очень смешные.
…А может, это – особенность русского характера: все воспринимать с юмором…
Разные истории: короткие, длинные, некоторые даже нудные. Есть совсем коротенькие, почти анекдоты. Не совсем рассказы, но и не байки, как таковые. «ПЕТРАЛАШИ». Этакая новая форма пересказов, собранных воедино. Без хронологии, без какой-либо последовательности. От моего имени и в созвучие, того самого, знаменитого киножурнала – «Ералаш». Крутая мешанина юмористических и нескольких мистических рассказов, записанных не где-нибудь, а в городе, основанном самим Петром Великим – Петербурге. «Петралаши» – одним словом.
В общем, просто взял и перемешал все свои истории. А «как и что» из этого получилось – судить вам, читатели. Одно уверенно скажу: не соскучитесь.
Петралаш первый. Не каждому с неба на голову иконы падают
Почему именно эту историю, хотя она совсем не смешная, я решил рассказать в самом начале? А чтобы подчеркнуть, что действительно, далеко не каждому смертному с неба на голову иконы падают. Мало того, если бы не эта икона, вернее, иконка…
Но все по порядку. Случилось это в той самой Киргизии, и в те самые трудные времена, когда зарабатывать можно было, только где придется и как придется. В том числе, с помощью сбора цветных металлов. Самый крупный пункт приема металлолома в Бишкеке – столицы Киргизии, располагался на территории бывшей, тоже крупной в прошлом, автобазы. Территория огромная, почти пустырь.
Машину свою я оставил в центре этого «пустыря» (никаких зданий высотных вокруг). После того, как получил деньги за сданный металлолом, направился прямо к ней. И только протянул руку к двери, как вдруг, – «Хрясь!». Что-то небольшое и круглое, сверху вниз, уж очень больно чиркнуло по затылку и покатилось в снежно-грязную кашу. (Был конец Марта на дворе).
Кряхтя и шипя от боли, я поднял это грязное и круглое (величиной с монету, но значительно толще) и со злостью швырнул в машину за спинку сиденья.
Уже потом, приехав на «пятак» и внимательно
