не так – не угодишь. То мечется весь день, как взбалмошный, то запрется в кабинете – и ходит, ходит.
Ирина вздохнула – точно опустошилась.
– Работа такая, на нервах… А может, понравилась. Загрызет. – И усмехнулась, как поморщилась. – Они ведь все… кобели. Секретарша для них – рабочая жена… Так-то.
Анна насторожилась, мгновенно припомнив каждое слово, каждый каприз Соловьева.
– А кто ж его знает, право. – Она помолчала. – Нет уж, хватит, ни в жизнь, скорее сдохну.
– Дура деревенская. – Ирина добродушно усмехнулась. Но, поднявшись со стула, нервно обхватила себя руками за плечи, точно подумала вслух: – А может, так и правильно, может, так и надо, не знаю… Как все надоело…
5
Поздний вечер. На дворе первая мартовская оттепель. В открытую форточку тянет весной – запахом сосулек и оттаявшего леса. Но за окнами темно, неприветливо, и Анна с удовольствием отстукивает на машинке десятую страницу «левого» текста.
Пошлепывая калошами, с ведром в руке вошла тетя Маша – уборщица.
– Анна Петровна, – обратилась она, запястьем руки со лба убирая волосы, – там к тебе приехали, спрашивают, похоже – гости.
Анна пожала плечами и, уверенная, что к ней не может быть никаких гостей, пошла в коридор парадного.
– Ой, – ахнула, отшатнулась к двери и закрыла глаза. – Мама…
На чемодане сидела мать, по бокам от неё стояли братья.
И, не обронив еще ни слова, Анна повернулась и убежала – все это было делом секунд. Машинально убрав бумагу, заперев стол, она, как столбнячная, села за машинку… «Да что это со мной?» – сжимая ладонями край стола, возвращаясь в себя, подумала Анна и, вскрикнув: «Мама!» – выбежала в коридор.
Словно крыльями птица, она охлопывала руками мать и братьев – и целовала их.
– Вставай, мама, пойдёмте!
– Погодь, дочка, погодь, не шибко… Я ведь ни-ку-дыш-ная.
Разобрали ношу: обшарпанный чемодан, узел, мешок под завязку и базарную из клеенки новую сумку.
– Вещей-то, вещей! Как папанинцы! Ну и набрали, ну и навязали! – Анна удивленно усмехалась. Но перед своей дверью точно спохватилась, оробела. И в это время заплакал сын. Анну так и вздернуло. А мать враз все и поняла.
– Пошли, дочка, пошли. А ты, полно-ка, что это ты, как лист осиновый, затряслась, до-о-очь.
Ничего не понимая, братья лишь робко переглянулись.
Вещи свалили в угол у двери, но даже не на что было сесть. Анна сбегала в секретарскую, принесла пару стульев.
– Ну, что же вы не раздеваетесь? Что вы как гости! Да что я, вы ведь и есть гости… Надолго ли, мама? – спросила Анна, принимая от матери тяжелое бывалошное пальто.
– Да как тебе, доча, сказать – навовсе.
– Вы? Навовсе? – Анна отступила-отшатнулась и обессиленно села на кровать. А в глазах такая растерянность, такой испуг, что мать поспешила с оговоркой:
– Да
