Флора не кормили? Он решил прохожими закусить!
Дальше было много суеты, восклицаний и скуления Флора. Его таскали за шерсть, тыкали носом в Машу и приговаривали, что нельзя так поступать. Потом бросали собаку и вели Машу в ванную, где решительная Алиса заставляла раздеться, промывала рану на бедре, облачала в черный халат и уводила к себе в комнату.
– А я не знаю, где Лежий! – по ходу кричала она топчущемуся в коридоре дяде Валере. – Я звонила, он не слышит. Мож, ему новую трубку купить? Или слуховой аппарат?
Машу колотило всерьез. Холод неприятными иголочками пробегал по коже, отзываясь изнутри множеством гадливых мурашек.
– Дядь Валер! А чего она вся горит? Мож, заражение?
– Заражение так быстро не происходит. – Руки у дяди Валеры были мягкие и холодные. Он осматривал царапины, накладывал повязку. – И рана чистая. Это от испуга.
– Я домой пойду, – вставала Маша, искала по карманам обратный билет.
– Какое домой? – не пускала Алиса. – Дядь Валер! Лежий прозвонился, говорит, задерживается. А ее домой надо! Или лучше у нас оставить? Я, если что, могу с Флором поспать.
Дядя Валера долго смотрел на Машу. Как-то бесконечно долго.
– Ну вы тут сидите. Сейчас все решим.
– О! Сейчас все будет! – радостно уселась на табуретку напротив Маши Алиса.
– Почему дядя? – Было слишком много вопросов, чтобы держать их в себе.
– Это отчим моего парня. Я у парня своего живу.
– А собака?
– А Флор мой. Я с ним уже шесть лет. Везде вместе. Слушай, ты очень испугалась? Страх – это такое странное состояние, когда ты уже перестаешь быть самим собой.
– Почему?
– Ну ты обычно понимаешь, что вокруг тебя происходит. Когда хочешь, идешь, когда надо, говоришь. А страх, он не дает тебе действовать как обычно. Ты уже не можешь что-то сделать. Круто, да? Я из окна выпрыгнула, чтобы почувствовать, как это, победить страх.
– Зачем?
– Маленькая была, глупая. Ногу сломала. А потом еще несколько раз пробовала идти через страх. Знаешь, круто. Мне нравится. Потом жизнь начинает видеться по-другому. Свободней.
Маша фыркнула. Мурашки пробежали по телу. Голова отделилась и покатилась по линолеуму кухни. Глаз упал в чашку с чаем. Алиса все рассказывала и рассказывала. О том, как интересно шагать через черту, как волнительно ходить по краю. Как после всего начинаешь ценить жизнь. И как это Лежий не понимает – что жизнь не размазана по времени, а сконцентрирована в одной точке. И эта точка постоянно вибрирует, норовя исчезнуть.
Голос Алисы шел фоном в уплывающее сознание Маши. Ее сковала странная апатия. Было все равно – что ей говорят, что вокруг происходит.
Пришла в себя она в дороге.
– Слушай! Я твоим звонила, спрашивала у них адрес, – жарко шептала ей в ухо Алиса. – Так что твои в курсе.
Они ехали в машине. На водительском месте округлая спина дяди Валеры. Под колесами хрустел снег.
Над
