Через час она сидела в трансе на кухне, курила, подперев растрепанную голову рукой, и… плакала. Пришлось признаться – то, о чем она так горюет, висит у нее на жопе.
Вообще, за бабулечкой надо ходить с блокнотом. Однажды кто-то не переключил в ванной душ на смеситель, и она страшно кричала:
– Едриш твою мать, хватит меня поливать, я уже не вырасту! – Или, обсуждая моего кузена, она выдавала: – С матерью-то ему, конечно, не очень жилось. То посерет – не так смоет, то жопу не в ту сторону вытрет.
Или отвезли бабулечку на автовокзал, сидим в машине. Читаю вслух вывеску: «Кура на вынос». Бабулечка начинает спешно выколупываться из машины. На вопрос «куда?» – заявила:
– Ну так сказали же – куры на выход!
Бабулечка также часто размышляет вслух. Например, отыскивая свою вставную челюсть: «Бля, вот хрен знает где она; одно из двух – или проглотила, или выплюнула».
Вообще, бабулечка меня очень любит. Гладит меня по голове бережно и приговаривает:
– Марея, ни пришей ты к пизде ты рукав ты мой.
О как!
Нет времени на херню
Меня испортила русская классическая литература. Поэтому в юности мне было трудно себя принять. Я особенно любила, усевшись в кресло под плед и налив себе рюмочку чаю, представлять, что все у меня плохо и как будто я беременная, босая, на морозе, в ночной рубашке укладываю шпалы. Или: с тремя высшими мою полы в подъездах, чтобы прокормить пятерых детей, кота и мужа-интеллигента, который десятый год чалится на диване от творческой безысходности. Или… ну, в общем, вы поняли: «Молчали желтые и синие; в зеленых плакали и пели».
Да, раньше вообще все было сложнее. Однажды, страдая под Ерофеева, я даже решила расквитаться с жизнью. Залезла в ванну в шубе и включила воду. Мне казалось, что именно так убиваются поэты. Скоро вода начала остывать, стало некомфортно и не по-поэтски лежать в прохладной воде в шубе. Я, с трудом вытащив себя и шубу из воды, полезла в шкафчик за лезвиями, извлекая которые, поскользнулась и, падая, влетела головой в смеситель. Звездочки прожгли потолок ванной, и в этот момент я поняла, что никогда не хотела умирать. Так закончился мой двадцатилетний роман с русской классической литературой.
Мама шестой год страдает. Мама жертвует, ежедневно изымая из себя сердце, почки, печень и деньги. Мама говорит:
– Почему у тебя не так?
И я ей честно отвечаю:
– Нет времени на херню.
– Положи мне денег на телефон, – говорит мама с вызовом. – Я сейчас ему все это скажу!
Мама у меня такая мама. Мама всегда так, мама не может отстраниться, пойти кушать берлинер с чаем и смотреть «Дом-2».
Кошка Фрося лежит и наблюдает за тем, как утро перетекает в день, комната заливается светом и можно пойти поотлеживать светлые пятна на диване. Затем Фрося обходит все свои наблюдательные посты, и день тут же плавно переваливает за половину, не давая никакой жизни
