Яша.
Та-рам! —
отвечал ему самодельный джаз.
Славился своим басистым криком…
Та-рам!
Глотка была прездорова,
И мычал он, как корова,
А врагов имел мильон со смыком.
Последнюю фразу Яша пел, многозначительно подняв указательный палец.
Гоп-со-Смыком – это буду я!
Тут Яша застывал в величественной позе.
Вы, друзья, послушайте меня:
Ремесло избрал я кражу,
Из тюрьмы я не вылажу,
Исправдом скучает без меня —
это и с легкой иронией, и с сознанием собственного достоинства. Внезапно Гоп-со-Смыком мрачнел, и следующие две фразы звучали у него уже зловеще:
А если дело выйдет очень скверно,
И меня убьют тогда наверно…
Та-рам! —
теперь у нас это звучит как барабанный бой перед казнью.
Пауза, а затем голос Гоп-со-Смыком преисполнялся уверенности, что кто-кто, а уж он преуспеет в любых обстоятельствах и в любом положении.
В рай все воры попадают,
Пусть все честные это знают, —
Нас там через черный ход пускают! —
таинственно подмигивая, сообщал он.
Ну, а в раю Гоп-со-Смыком быстро оглядится и займется прежним своим высоким искусством – первым делом залезет в гардероб к Богу, обиталище которого он рисует себе в полном соответствии со своими идеалами и отдает ему дань завистливого восхищения:
Слитки золота, караты,
На стене висят халаты, —
Дай Бог нам иметь, что Бог имеет!
Но Бога Гоп-со-Смыком собирается «обидеть не намного», а уж зато Иуду не пощадит:
Иуда Искарьётский там живет,
Скрягой он всесветным там слывет.
Ой, подлец тогда я буду:
Покалечу я Иуду —
Знаю, где червонцы он кладет.
Затем Яша превращался в вора из леоновского романа с одноименным названием, но только опять-таки одессита: бывшего красного партизана, красного командира, отвыкшего за время гражданской войны от мирного труда, при НЭП’е не нашедшего себе места в жизни, возненавидевшего и НЭП, и нэпманов, знаменовавших для него возврат к старому, постепенно сделавшегося завсегдатаем исправдомов и тюрем.
Голос Яши выражал горечь и бессильную ярость обманутого и дотла прожегшего свою жизнь человека:
С одесского кичмана
Сбежали два уркана,
Сбежали два уркана
Тай на во… во-во-во-во-во-во-лю…
В вапнярской малине
Они оста-новились,
Они остановились
Адыхнуть…
Товарищ, товарищ!
Болять мои раны,
Болять мои раны
В глыбоке,
Одна-а заживаеть,
Другая нарываеть,
А третия раскрылась на боке.
Товарищ, товарищ!
Передайте моей маме,
Что сын ее цогибнул на посте —
И с сашкою в рукою,
С винтовкою в другою,
И
