с мышиными жеребчиками, говорила комплименты по поводу туалетов экстравагантным старушкам, болтала на чудовищной смеси языков с коллегами-ровесниками, успевала у них затянуться тайком переходящей самокруточкой, подставляла бюст под камеры репортёров, показывала им же язык, весомым русским словом гвоздила завистниц, летала из угла в угол обширного холла, двигалась хаотично, словно хорошо заряженная элементарная частица в камере Вильсона, так что Дюк еле поспевал за ней.
– О! Ленка! Ты, что ли, тут у наших старшая?
Ленке стояло крепко под полтинник даже на некритический взгляд, что не мешало московской культурдиве гулять облачённой в ярко-жёлтое пончо под цвет измученных мокрой химией волос.
Лорд кое-как разобрал фамилию дамы на бэдже. Фамилия состояла в основном из шипящих, легче было бы на русском прочесть.
– Это Терри, – объясняла Леди. – Он герцог. Это не Ник! Это Дюк! Герцог в натуре! Мы учились вместе. А это наша Елена Кондрать…
– Можно просто Элен, – разрешила дама. – Очень приятно. Лидочка, кто это тебя так?
– А, ерунда! С трансвеститами в ихней лавочке поцапалась из-за туфель. Тридцать шесть им самим-то не налазит, золушкам хреновым, а ей, мне то есть, кричат, не продавайте, она не наш! А они в лавочке всего сорок евриков вместо трёх сотен! Так что ты в «Эль Корте Инглез» не ходи. Какой там Инглез? Чайна без продыху! Ленка, это ты детскую выставку привезла?
– С оказией, – туманно ответила Ленка. – Больше некому было.
– Ага! – напоказ поверила Леди. – Там есть что-нибудь интересное?
– Чтоб я так знала! – возмутилась Ленка. – Девочки в отделе отбирали… Тебе она зачем?
– Да вот Терри книжку пишет. А буклет есть?
– Какой буклет? Кое-как на билеты наскребли.
– Понятно, проехали… Ты вот что, ты сходи в ту лавочку. Вот где они вещи от добрых людей прячут! Это, значит, как идёшь в Бари Готик, так возле рыбного ресторанчика. Там ещё такая бронзовая коряга стоит, классик какой-то или герой… С трансами не церемонься, они только страх понимают! Ну, мы пошли, нас люди из «Космополитен» ждут…
И снова потащила спутника искать воображаемых людей.
– Завотделом она, – ворчала Лидочка по дороге. – Ничего она не знает. Ты, Дюк, как будешь в Москве, этих завотделом не щади: они сволочи. Я ей нарочно про лавочку сказала: уж Ленке там наверняка навешают! Но ведь кто-то же и эту выставку фотографировал, снимал…
– Там, в холле, даже видеокамеры есть, – вспомнил Дюк. – Как раз напротив. Но вот возвращаться туда… Нельзя туда возвращаться. Мы же обещали ничего не рассказывать, не привлекать внимания.
– Обеща-али? Это Зайчику-то? – задохнулась Леди.
– Я. Дал. Ему. Слово, – веско сказал лорд Теренс Фицморис. Всегда податливый, он насмерть держался неких очерченных им границ и принципов, и здесь его было не сдвинуть.
Лидочка тоже это знала и задумалась:
– Как же мы девочку-то
