здесь не в почете. Однако довольно! На воздух! Скорее на воздух!
Уильяму было над чем поразмышлять, когда, облокотившись о планшир и подставив лицо сырому с терпким запахом ветру, он смотрел на уплывающие в утренний туман верфи Плимута. К тому же он уже слишком заждался этой минуты – минуты, когда перед ним откроется необъятный простор без конца и без края. Ему казалось, что это будет похоже на второе рождение. Но теперь не только это волновало его. Слова Хансена все еще звучали в его ушах.
Значит, судьба очаровательной дочери Абрабанеля давно предопределена и расписана как по нотам и даже робкие мечтания, смутившие душу Уильяма, оказывались с самого начала бесплодными, как выжженная солнцем земля Аравийской пустыни. Его непоседливый дядя Роберт бывал в тех краях и с большим чувством описывал их суровую красоту – Уильям представлял себе все так ясно, будто видел своими глазами.
Нежное лицо Элейны он мог увидеть еще яснее – стоило только повернуть немного голову. Она также с большим любопытством наблюдала за тем, как растворяются за кормой судна холмистые берега.
Легкую печаль прощания помогал Элейне развеять ее соотечественник. Якоб Хансен тоже был здесь и своими отвлеченными речами скрашивал дочери Абрабанеля разлуку с землей. Уильяму вряд ли удалось бы сделать это так же естественно и убедительно: он и посмотреть-то лишний раз на девушку не решался, хотя все основания для этого у него были. Ни отца красавицы, ни ее служанки рядом не было. Давид Малатеста Абрабанель, давно пресытившийся путешествиями, занимался делами в своей каюте. Кэтрин также была занята. Уильям уже знал, что семейство банкира располагалось в довольно уютных помещениях, находившихся рядом с каютой капитана, – его пока туда даже не приглашали.
– Ставить паруса!
Повинуясь капитану, засуетились матросы, шкотами притягивая к нокам марсели на фок– и грот-мачтах. Один за другим паруса наполнялись ветром. «Голова Медузы» направилась в открытый океан.
– Круче держать!
Притянув нижние паруса к бортам, матросы брасами разворачивали реи, чтобы судно легло на нужный галс.
И, будто нарочно, в тот же самый момент из‑за горизонта вынырнуло солнце. Пожалуй, еще ни разу в жизни Уильям не был участником столь величественного действа: бескрайнее, играющее золотыми брызгами море, белые чайки, парящие над сапфирово-синей водой, упругие крылья парусов над головой, несущие корабль, словно по воздуху, вслед за свежим утренним ветром, покачивающаяся под ногами палуба, брызги от врезающихся в корпус волн, и, словно ожившая, наводящая трепет резная фигура на носу флейта – Медуза Горгона с развевающимися золочеными змеями вместо волос, со сверкающими на солнце стеклянными глазами.
– Проводите меня в каюту, Якоб! – вдруг негромко сказала Элейна, поднося свои тонкие бледные пальцы к груди. – У меня кружится голова!
– Это с непривычки, – сочувственно заметил
