Фельсбау на месте не оказалось, да и иных соседей отыскалось лишь двое; чтобы сэкономить время, Курт собрал обоих в одной комнате, прогнав их по основному списку вопросов, уже заданных секретарю.
Оба косились на Бруно, с коим были знакомы, пускай и весьма шапочно, как на предателя, однако с господином следователем говорили вежливо, мирно и без запинки; покойный, по их словам, действительно в последние месяцы был несколько странным – рассеянным и малообщительным, чего ранее за ним не замечалось. Парнем он всегда был пусть не веселым, однако жизнерадостным, временами до легкомысленности, каковая, впрочем, имела и свои пределы – к примеру, греху излишнего увлечения игрой не предавался; если, бывало, начинал проигрывать, игру оставлял и на увещевания продолжить не поддавался.
Перемены случились в нем чуть менее полугода назад – сперва он стал рассеянным и унылым, а однажды «засветился».
– Засветился, – уточнил Курт, – это в каком смысле?
– В прямом, – откликнулся один из соседей. – Как будто наследство получил или с ангелом повстречался в переулке.
«Словно просто вошел через распахнутое окно ангел во всей силе и славе и унес душу спящего человека прочь, а человек в предельный миг жизни успел открыть глаза и ангела сего узреть», – припомнил он собственные мысли всего полчаса назад…
– Вы не пытались узнать у него, в чем дело, что с ним происходит? – никак не ответив на услышанное, спросил Курт. – Не поверю, если скажете, что вас не одолевало любопытство.
– И справедливо не поверите, одолевало. Только он ничего не говорил или отмалчивался, или отшучивался, или прямо посылал к чер… в том смысле – отвечал, что это не нашего ума дело.
– У него была любовница? – продолжил Курт и разъяснил: – Согласитесь, симптомы, так сказать, весьма схожи с поначалу тайным, а после удовлетворенным увлечением.
– Похоже, вы снова правы, майстер Гессе, – кивнул другой студент и развел руками, вздохнув: – Но мы никого с ним не замечали. Знаете, обыкновенно, если что-то ведомо хотя бы двум студентам – полагайте, что через сутки это станет известным всему Кёльну; ergo, касаемо его увлечения, is, si quis esset, aut si etiam unquam fuisset, aut vero si esse posset[37], то никто из его знакомых о таковом не знал. Ну, может, кто-то один, причем умеющий сохранять тайны…
– Герман Фельсбау, к примеру?
– Я такого не говорил, – насторожился тот. – Просто хотел сказать, что о его любовных похождениях ничего не было известно, вот и все. Не передергивайте.
– Не напрягайся, – встрял Бруно, сидящий в проеме отворенного окна молча почти все время беседы. – Никто не намеревается вешать на него обвинение.
– Ну, если ты так говоришь… – с сарказмом раскланялся студент, и Курт, поморщившись, оборвал его:
– Он был должен за комнату, за два месяца. Вы знаете об этом?
– Да все знают. Они с Хюсселем так бранятся по этому поводу, что не услышать их просто-напросто невозможно. Вчера, кстати сказать, они
Если бы такой человек был, или если хотя бы когда-либо существовал, или, скажем даже, если бы он мог вообще существовать
