больше для мамы, чем для меня.
– Почему?
Он пожимает плечами, переводит взгляд на дом, как будто от упоминания о ней его мама подойдёт к окну.
– Она любит сад.
– А твой папа?
– Мы живём вдвоём с мамой.
Я вижу на тыльной стороне его ладони кровь. Адам замечает мой взгляд и вытирает руку о джинсы.
– Ладно, мне надо работать, – говорит он. – Как ты себя чувствуешь? Если хочешь, допивай колу.
Я медленно бреду по дорожке, и Адам идёт рядом со мной. Я так рада, что сожгла фотографии и дневники, что Зоино платье сгорело. Кажется, будто теперь всё пойдёт иначе.
У калитки я поворачиваюсь к Адаму.
– Спасибо за помощь, – благодарю я.
– Всегда пожалуйста, – отвечает он.
Адам стоит, засунув руки в карманы. Он улыбается, потом отводит глаза и упирается взглядом в ботинки. Но я знаю, что он меня видит.
Девять
– Не знаю, почему вас послали сюда, – говорит регистратор.
– Нам назначено, – сообщает ей папа. – Мне звонила секретарша доктора Райана и просила прийти.
– Не сюда и не сейчас, – возражает регистратор.
– Именно сюда и сейчас, – настаивает отец.
Регистратор фыркает, лезет в компьютер и просматривает страницу.
– Вы на люмбальную пункцию?
– Нет, – раздражается папа. – Доктор Райан вообще сегодня в больнице?
Я сижу в приёмной и слушаю, как они препираются. Рядом, как обычно, кучкуются пациенты: собравшаяся в углу компания в шапках обсуждает понос и рвоту; все собеседники подключены к переносным насосам для химиотерапии. Какой-то мальчишка вцепился в мамину руку; слабенькие новые волоски на его голове одной длины с моими. Девушка без бровей делает вид, будто читает книгу. Брови она нарисовала себе поверх очков. Девушка замечает мой взгляд и улыбается, но я не реагирую. Я взяла за правило не общаться с умирающими. Добром это не кончится. Как-то я подружилась с одной девочкой. Её звали Анжела. Мы каждый день переписывались по электронной почте, а потом она вдруг замолчала. Наконец её мама позвонила моему папе и сообщила, что Анжела умерла. Мертва. Вот так. А я даже ничего не знала.
И тогда я решила, что больше не буду общаться ни с кем из больных.
Я беру журнал, но не успеваю даже открыть его, как папа хлопает меня по плечу.
– Наша взяла! – говорит он.
– Ты о чём?
– Мы были правы, а она нет. – Папа весело указывает на регистратора и помогает мне подняться. – Эта дурища не смыслит ни уха ни рыла. А теперь, вероятно, нас проводят к самому светиле!
У доктора Райана подбородок испачкан в чём-то красном. Мы сидим за столом напротив него, и я не могу отвести взгляда от этого пятнышка. Я гадаю, что это – соус к спагетти или суп? Или доктор только что с операции? Может, это сырое мясо?
– Спасибо, что пришли, – произносит он и потирает колени.
Папа
