полубоком возлежала на моей обширной кровати, подложив под себя подушки и откинув на них голову. Белая, облегающая блузка подчеркивала плавную линию плеча, полушария груди, глубокий изгиб талии. Ее бедра и ножки охватывали плотно сидящие темно-синие бриджи, оставляя ее изящные, точеные голени и вытянутые, немного изогнутые и заостренные к пальцам стопы, как часто бывает у женщин, любящих туфельки на высоком каблучке. Умиротворенная поза, одна ее рука лежала вдоль, поверх бедра, а другая рука то поигрывала кистями подушек, то поправляла вьющиеся каштановые волосы.
Я сидела против нее в кресле, рядом со столиком с бутылкой шампанского и початым бокалом. Легкий ветерок услаждал меня; на мне были только легкие белые шорты, свободная цветастая блузка тонкой ткани и… больше ничего.
Мы неспешно потягивали шампанское, болтали о тем и о сём, смеялись. Аннушка была очаровательна, искрилась улыбкой, заливалась негромким, приятным смехом. Словно бы не было ее скованности и страхов, о которых она мне рассказывала. Почему она мне тогда доверилась? Симпатия, конечно же! Сразу возникшая, обоюдная симпатия, устраняющая закрытость и отчужденность. Но своим глубинным чутьем я ощущала, что тут не только одна симпатия, а кое-что еще; что-то, что ее влекло ко мне.
За разговором неспешно проходило время. Вечер отставил нам длинные, голубовато-синие сумерки, постепенно густеющие и темнеющие. Становилось прохладнее, воздух делался как бы гуще. Анна не торопилась и решила остаться у меня на ночь. Мы занялись небольшими вечерними хлопотами; вместе приготовили легкий ужин и перекусили, потом по очереди освежились в душе. Время текло неспешно и невыразимо приятно. Есть такой особый род наслаждения подобным времяпровождением в обществе очень симпатичного человека.
Легкая радость, легкое опьянение, легкая фигурка Аннушки, облаченная в легкий шелк халата. Легкое возбуждение, легкое касание…
«Галка, я не все тебе рассказала».
Я вскинула бровь от удивления:
«Что, например?».
«Я хотела этого…», – начала она, сильно смущаясь: «… с женщиной. Ну ты понимаешь, о чем я».
Еще бы не понимать! Ее желание и влечение были видны очень явно. Это было странное смешение сильной застенчивости, даже жеманности, изящной красоты и проступающей желаемости. Она старалась быть ко мне поближе иногда, как бы невзначай, касалась, заметно при этом смущаясь. Вот и сейчас она сидела, подобрав под себя стройные, точеные, гладкие ножки, полуприкрытые светлым шелком, шевелила рукой свои пружинящие волосы, жарко взирала на меня и смущалась, с проступающим на щечках румянцем.
Я села к ней, села рядом, близко. Она замерла, только грудь двигалась дыханием. Слабое, едва ощутимое магнитное притяжение. Я потянулась к ней, и она тоже потянулась ко мне. Легкое, короткое, немного стыдливое касание наших губ. Ее губы были напряжены и подтянуты. Еще касание, чуть немногим подольше. Аннушкины губы разошлись шире и сделались мягче.
Она откинулась
