падали вниз, чтобы подхватить и вытащить наверх еще одного выдохшегося человека.
Рациональные пауки не тратили энергию на тех, кто еще способен подниматься самостоятельно, но и не доводили людей до той опасной грани, когда усталость побеждает страх смерти; когда хочется закрыть глаза, разжать пальцы и с облегчением ждать прихода короткой вспышки боли, после которой наступит покой.
Из-за края обрыва появился Шабр, бережно опустил Нефтис рядом с правителем. Никому не доверил, сам поднял! Найл послал ему импульс благодарности. Смертоносец ответил мыслью, означающей примерно то же, что и пожатие плечами у людей – он еще помнил, как Посланник и его стражница вытащили его из метро, спасая от безумия и неминуемой смерти, и по сей день не считал, что отплатил им за это сполна.
– Вы здесь, мой господин, – с облегчением схватила Найла за руку Нефтис.
– Да, конечно, – кивнул правитель. Не беспокойся.
– Не могли сразу нас поднять? – тяжело дыша, высказала обиду на восьмилапых соратников девушка.
– Они же голодные, Нефтис. – покачал головой Найл. – Им нужно беречь силы. Согласись, поднять человека на тридцать шагов легче, чем на триста? Хорошо хоть, тут подняли.
Из двуногих самостоятельно смогли забраться на обрыв только дети, да и у тех не осталось сил двигаться дальше.
– Целый день потратили, – покачал головой Найл. – А вперед продвинулись, считай, всего на десяток метров.
Привал оказался грустным – без еды и воды, да вдобавок к вечеру здорово похолодало. Впрочем, между Нефтис и Завитрой, под общим одеялом, Найлу мерзнуть не пришлось. Вот только враждебность между претендентками на внимание правителя опасно нарастала, и Найл, опасаясь взрыва, предпочитал не прикасаться ни к той ни к другой – хотя желание, укротить которое ни голоду, ни жажде, ни усталости оказалось не под силу, терзало его душу и напрягало плоть. В эти минуты он очень сожалел, что находится не в Дельте, где можно отойти в сторону от посторонних глаз и «вознаградить» кого-нибудь за бдительность; и – совсем «увы» – не во дворце, в котором любая служанка сочла бы за честь.
Утро принесло изморозь. Белая мельчайшая пыльца побелила скалы, копья, одеяла. Все смертоносцы поседели за ночь, как умудренный опытом Дравиг, а мысли их стали столь же медлительны и тягучи, как и застывшие тела. В ожидании солнца люди сидели, скорчившись, под одеялами и зевали от голода. Найл явственно ощущал, как подвело у путников желудки, но пока не волновался – в Провинции все хорошо набрались сил, несколько постных дней никого с ног не свалят.
Дневное светило явно охладело к своим детям и дозировало тепло, словно рабочий муравей паек для солдата – только-только чтоб не сдох. Сперва изморось размякла и превратилась в капельки воды на освещенной стороне скал – в тени она уцелела до полудня. Потом солнце соизволило омолодить пауков и вернуть изначальный цвет одеялам, и уж в последнюю очередь подсушило древки копий и рукояти ножей.
Тела
