Но перед выпускным, когда я выходил из дома, она вдруг невзначай бросила: «Плохая идея!» Я ей: «О чем ты?» – а она как захрапит!
Мы рассмеялись.
Вернее, Райан. Мне бы и хотелось последовать его примеру, но перед глазами вдруг снова возникла картинка грядущей операции и оранжевый бокс в руке врача – холодильник с новым сердцем, который должен вскоре отправиться в путь из операционной, где умирал донор, прямиком ко мне. В груди неприятно защемило.
– Ты знаешь, чье это сердце будет? – внезапно спросил Райан, нервно облизнув губы.
– Нет, – призналась я.
– А хочешь?..
На секунду я растерялась.
– Нет, – подумала еще немного и мотнула головой. – Наверное, нет. Не хочу. Это… слишком волнительно.
– Но ты ведь… можешь узнать, правда?
– Да, – кивнула я. – Нужно будет подать заявление в донорскую программу, чтобы раскрыть имя этого человека. Если его семья согласится, тогда имя мне сообщат. Только зачем? Разве что… чтобы сказать спасибо… Ну… – Я почувствовала, как сердце опять ускоряет ритм, мешая дышать нормально. – Рано еще говорить о таком. Пусть сначала все пройдет хорошо.
– Верно, – кивнул Райан. – Может… сфотографируемся? Чтобы у нас были фото «До и после».
– Э-э-э… – не успела отказаться, как он приблизил свое лицо к моему и навел на нас объектив камеры в телефоне.
– Улыбочку!
Щелчок. Я сжала рот в тонкую линию. Мое лицо на снимке казалось синим, губы – фиолетовыми.
– Эмили, – строгий голос со стороны двери заставил Райана подскочить.
Моя мама стояла в дверном проеме, сложив руки на груди.
– Время вышло.
Наше время вышло. Мое, кажется, еще нет. Но посмотрим.
– Все будет хорошо, Эмили, – шепнул Райан, вставая.
А мне очень хотелось, чтобы он поцеловал меня на прощание. Вот незадача: видно, придется выжить, чтобы дождаться этого. Возможно, у нас будет еще много поцелуев, встреч и… даже чего-нибудь еще. А сейчас…
– Пока… – произнесла я, глядя, как Райан удаляется.
Парень неохотно пятился к двери.
– Я с тобой! – бросил он на прощание.
И я видела по глазам: он говорил правду.
-6-
Все как и водится: после напутственной речи кардиологов мной занялся анестезиолог. Улыбчивый мужчина средних лет. Через маску я не могла видеть губ, но его светло-зеленые глаза улыбались – это точно. К тому же тон врача был таким благожелательным и мягким, что сам тембр голоса помог мне немного расслабиться. Ну, насколько такое возможно для лежащего на операционном столе человека, ощущающего себя на пороге грядущей неизвестности, насквозь пропитанной риском и раствором йода, которым меня готовились тщательно вымазать.
Сначала мне задали пару вопросов о том, что я ела и пила сегодня, затем закрепили на лице кислородную маску. Перед глазами мелькнул шприц, содержимое которого осторожно запустили по моим венам. Тишина становилась оглушающей. Ничего
