на академические способности, Чонсей стал одним из немногих социальных инженеров, которым довелось практически полностью воплотить свои идеи в жизнь. Леманн в своей работе заключает, что сегодня мы живем в мире, созданном Конантом и Чонсеем и их инициативой по смене собственной элиты на новую, основанную на личных способностях, во всяком случае, в той мере, насколько тест на академические способности может их выявить.
Когда Конант и Чонсей приступили к своей миссии, интеллектуальное сообщество было чрезвычайно восприимчиво к подобного рода идеям. Американские интеллектуалы, возможно, никогда не были столь уверены в собственных возможностях, ни до, ни после. Социологи, психологи, макроэкономисты были убеждены, что они открыли способы решения личных и социальных проблем. Работы Фрейда, обещавшие раскрыть пружины и механизмы человеческого сознания, были на пике своего влияния. Полемика вокруг маккартизма мобилизовала разрозненные сегменты интеллектуального класса. Запуск спутника подкрепил мнение, что застой в сфере образования угрожает национальным интересам. Наконец, Джон Ф. Кеннеди ввел интеллектуалов в Белый дом, запустив их в социальную стратосферу (так, по крайней мере, полагали многие из них). Как мы увидим в четвертой главе, интеллектуалы стали еще серьезнее к себе относится, и, как правило, неспроста.
Конант и Чонсей были не единственными представителями академических кругов, активно отстаивавших интеллектуализм вопреки ценностям протестантской элиты. В 1956 году вышла книга Чарльза Райта Миллса «Властвующая элита», содержавшая прямые нападки на правящий класс. В 1959 году Жак Барзан опубликовал работу «Дом интеллекта», в 1963-м Ричард Хофстедтер написал «Антиинтеллектуализм в американской жизни» – пространную отповедь, массированную атаку академической суперзвезды на «практичные» слои как состоятельных, так и бедных сограждан. В 1964-м Дигби Балтцелл написал «Протестантский истеблишмент», книгу, в которой впервые появился термин WASP и были подробно расписаны все интеллектуальные и этические ошибки этого класса. Симпатизируя идеалам протестантской элиты, автор утверждал, что этот слой превратился в замкнутую касту самодовольных дельцов, не желающую освежать свои ряды и допускать новых способных членов. В общем и целом профессура хотела, чтобы университеты стали теплицей для наиболее способных в интеллектуальном плане молодых людей, а не образовательной принадлежностью социальной элиты. Преподаватели требовали от приемных комиссий, чтобы те критически относились к наследственным абитуриентам.
Протестантской элите не раз приходилось давать отпор претендентам на свою культурную гегемонию – они либо просто их не замечали, либо предпринимали контратаку. В первой половине века происходило то, что историк Майкл Нокс Беран назвал «рисорджименто[12] состоятельных». Рузвельты и подобные им семьи восприняли суровую мужскую этику, с тем чтобы элита Восточного
Risorgimento – исторический термин, обозначающий национально-освободительное движение и объединение Италии.
