красой Анастасии… Если издали он еще понимал, что да, эта русская девица красива, то теперь увидел это вблизи, донельзя близко… Ну и что, что она прикрыта своим платьем, нечего бояться! Потому что если бы Гвелд хотел ее, то давно бы уже взял!
Устав немного, юноша опустил Настю на траву, а сам присел рядом, спиной к ней. Та неожиданно открыла глаза и молча заплакала. То ли от горя, то ли от радости. Сама невольно залюбовалась золотыми волосами спасителя. Тяжелые, цвета спелых колосьев, кольца на концах, казалось, были медом душистым пропитаны. Они сияли золотом, и хотелось спросить, как это молодец умудрился отрастить сие чудо. А он и не оборачивался, грыз травинку. И вот его спину обдал очень слабый голос:
«Добрый молодец, спасибо тебе… Я не знаю твоего имени, и кто твои родители. Ты сам откуда на озеро пришел? И как исхитрился отрастить чудные локоны»?
Василий сначала не обратил внимания. Решил, что от усталости мерещится. Но сам почувствовал – девушка хочет просто поговорить. Она все еще почти не могла пошевелиться, поскольку все силы ушли на испуг, шок и на плавание. Куснув травинку, парень спокойно молвил:
«Ты еще можешь разговаривать в таком состоянии, красавица? После испуга? Если бы не я, ты бы давно лежала камнем на дне! Что мне прикажешь было делать – закрыть глаза на твою наготу и позволить чьей – то дочери погибнуть? Как многие поступают, потому что грешно до венчания на деву глядеть? И поэтому тайно отроки из кустов за всеми подсматривают… Что касается меня, то я случайно оказался рядом в тот момент и вытащил! Пойми мои речи! Излил воды из легких. И несу в селение, потом испрошу, кто твои родители».
«Скажи, добрый молодец, честь девичья, краса моя, тобой не тронута»?
Тут Василий едва не психанул от такого…
«Мне не надобно ее трогать! Я еще раз говорю – увидел тебя и спас. – хмыкнул кельт. – Ах ты ласточка, недотрога! Красавица писаная»! – и оглянулся, улыбнувшись. Он совершенно не желал ее. Да какое там!
«Ты не лжешь»?
«Нет. У меня есть молоко с собой, я тебе дам попить». – Гвелд подвинул к себе пастушью сумку, которую всегда носил с собой, открыл ее и достал кувшин, закупоренный. Потом подвинулся к Насте, приподнял ее голову и помог попить.
«Спасибо тебе… Ты унеси меня к родителям, батюшка век будет благодарить»!
«Так ты барыня»? – ухмыльнулся Гвелд.
«Я крепостная, – прошептала Настя, – крепостная»…
«От такой красавицы я сам бы не отказался! Женился бы! Но неповадно с незнакомками кольцами обмениваться»!
«Кто твои родители, добрый молодец»? – сама кашляет.
«Мои родители умерли много лет назад. Матушка убилась сама, а батюшку враги убили на моих очах. Не желаю я это вспоминать, Настя».
Василий сидел и вдыхал полевой аромат,
