им Славу, а потом вскрыла бы его голову, чтобы достать оттуда то, что он называл мозгами. «Ну, все! Это конец! И нас похоронят вместе в братской могиле под сиренью!» – подумала она, резко снимая с себя китель и передавая его Славе.
– Это как? – голос Быстрова стал ледяным.
– Да вот, вступила в неравный бой с чеченцами. Одна против троих с газовым баллончиком в руках. Они стали приставать к ней в парке, а я оказался рядом. Пришлось разогнать, товарищ полковник, – снова приложив руку к козырьку, докладывал он.
– Молодец, парень. Хвалю! – сказал Палыч, пожимая ему руку, но глядя в это время на Аню. – Можешь быть свободен!
– Есть! – и Слава бодро удалился.
Ане тоже захотелось убежать, но взгляд Палыча приковал ее к земле. Этого взгляда она боялась больше, чем троих хулиганов, вооруженных до зубов.
– Жди меня здесь. Мы с тобой позже поговорим! – произнес он и направился к офицерам.
Через несколько минут все разошлись, а Палыч вернулся к Ане.
– Пойдем-ка пройдемся! – предложил он.
– Николай Павлович, я… – начала было Аня.
– Пойдем! – резко повторил он и широкими шагами направился к воротам. Девушка поплелась за ним.
Несколько минут они шли рядом в полном молчании, удаляясь от ворот части, Николай Палыч заговорил первым.
– Вот что, Нюта, нужно признать, я был не прав! Напрасно я пошел у тебя на поводу и устроил этот перевод. Ничего хорошего из этого не выйдет. Ты – молодая привлекательная женщина и тебе не место здесь. Я не смогу всегда быть рядом и уберечь тебя в нужный момент. Но если с тобой что-то случится, я себе потом всю жизнь этого не прощу. Ты должна вернуться домой! – твердо закончил он.
– Да, вы правы! – сдавленным голосом произнесла Аня. – Вы все как всегда правы! Вот и мама так считает. Ничего хорошего из этого не получится, потому что у меня в жизни вообще ничего не получается. Не потому ли, что все кроме меня одной знают, где мне жить, как поступать? А кто-нибудь хоть раз спросил, чего хочу я? Это жизнь! Моя жизнь! Никто не может знать, что с нами будет завтра, но это не значит, что нельзя жить. Почему вы все решили, что там в безопасности мне будет лучше, чем здесь? Потому что здесь опасно? А там я одна, понимаете одна! – закричала она, швырнув под ноги сирень, и залилась слезами, потом глубоко вздохнула, вскинула голову и добавила: – Завтра я напишу заявление, товарищ полковник! Вы правы, это МОЯ жизнь и только я несу за нее ответственность, – и тихо, но с вызовом добавила: – раз больше никто не хочет ее брать на себя!
Она круто развернулась на каблуках и пошла прочь.
С противоположной стороны улицы к Николаю Павловичу подошел Константин.
– Сильная речь! – поднимая ветку сирени, произнес он.
– Ты все слышал? – спросил Палыч.
– Прошу прощения, командир, но тут невозможно было не услышать.
