к выходу. Все знали: время пошло!
Глава 2. Дезертир Иностранного легиона
Когда были деньги, Антуан Вильре предпочитал проводить пятничные вечера в «Гусе и противне». Сюда забредали разные люди – коренные парижане, туристы, гастарбайтеры, мигранты… Кто-то хотел отведать жареного гуся, кто-то искал знакомых или соплеменников, значительную часть составляли любители покатать кости наудачу. Антуану нравилось это место. Здесь можно было перекусить, выпить рюмочку-другую, срубить сотню-полторы и размять руку перед большой субботней игрой в «Ду Шаш». В этом полуподвальном баре, неподалёку от Латинского квартала, уже много лет собиралась не случайная мелочевка, а истинные любители и мастера игры, на которую Антуан подсел еще в Легионе.
Но в минувшую пятницу ему пришлось изменить своей привычке. По дороге в «Гусь и противень» он вдруг почувствовал необъяснимую тревогу. Всё было как всегда: знакомые до мозолей на глазах центральные улицы Парижа, припаркованные бесконечной цепочкой вдоль тротуара машины, серая брусчатка мостовой, спешащие куда-то туристы, шныряющие в толпе быстроглазые воры, скучающие на углах проститутки… Но он чувствовал: что-то не так в этой обычной парижской суматохе. Это было похоже на наваждение, которое давненько с ним не случалось. А всё-таки интуиция не раз спасала ему жизнь в те времена, когда он звался Рафаилом и сначала воевал в Легионе, затем бродил по джунглям в поисках алмазов, а потом двадцать лет жил в племени буру неподалёку от границы Борсханы с Анголой[2].
Сделав вид, что читает меню, он остановился перед одним из крошечных баров, наблюдая в стекле отражение того, что происходит за спиной. Окружающая реальность спокойно и размеренно текла мимо. И всё-таки подозрения не рассеялись. Ему показалось, что двое прошедших мимо чернокожих, переговаривались о погоде какими-то неестественными голосами и громче, чем надо. Да и с чего бы обсуждать погоду в это время года, когда она почти всегда идеальна – выше двадцати и небольшие дожди один-два раза в неделю. К тому же, он знал, кто может послать за ним африканских парней.
Французской полиции Рафаил боялся куда меньше, чем БББ. У полицейских много работы, нет личной заинтересованности, зато есть сроки давности и короткая память. У борсханской спецслужбы наоборот: ни сроков давности, ни судов, ни адвокатов. К тому же, африканцев в Париже намного больше, чем полицейских – это обычные иммигранты, готовые за сдельную плату выполнить любую работу. И многие из них исповедуют культ Великого Юки. А для жреца этого культа Нгвамы Рафаил – заклятый враг. Однажды он – видит Бог, исключительно в целях самообороны, – порезал Нгваме осколком бутылки лицо, второй раз – уже по инерции развивающихся событий, воткнул ему нож в живот. И личную заинтересованность жреца все его адепты воспринимают как свою собственную, причем распоряжения, исходившие от Нгваме, они исполняли бескорыстно, из естественного желания задобрить опасных духов, с которыми жрец был на короткой ноге.
Рафаил продолжил изучение обстановки.
Упоминаемые в книге события описаны в романе «Лабутены для Золушки».
