чек и протянул ей.
После второго развода он посылал ей деньги на ребенка каждую субботу и ни разу не пропустил платежа.
Она посмотрела на него без всякого выражения.
– Я же сказала, Куин. Теперь нет необходимости.
Он подумал уже не в первый раз: а может ли человек умереть от горя, в буквальном смысле? На ней была розовая блузка, такая мятая, словно ее только что вынули из стиральной машины в общественной прачечной.
– Белль, – сказал он. – Прошу тебя, возьми.
Она не взяла, и он стоял с протянутым чеком, который трепыхался на ветру, кровь пульсировала в висках, он дал ей понять, что не отступит. Она сдалась, взяла чек, не сказав ни слова, в висках перестало стучать.
Вокруг все изменилось до неузнаваемости. Расцвели поздние весенние цветы, окна блестели чистотой, очередная партия вещей дожидалась старьевщика.
– Снова убиралась? – спросил он.
– Просто барахло, от которого решила избавиться.
Почему решила, непонятно. Он пригляделся к куче забракованных вещей: мягкий стул, блендер, настольная лампа, какая-то посуда. Взгляд выхватил предмет, который стоял в стороне: его первый усилитель, два ватта, подарок на тринадцатилетие.
– Это, никак, мой «марвел»?
Они оба уставились на него, словно на дохлого зверька. Дешевая штука, японский импорт, полированный корпус блестел, словно мокрый, даже под тридцатилетним слоем пыли.
– Он уродский. К тому же не работает, – сказала Белль. – Кому он нужен?
– Мне его мама подарила.
Шестидюймовый усилитель, три кнопки, хлам по большому счету, единственная сохранившаяся память о детстве. И о матери, если уж на то пошло.
– Между прочим, он работает, – сказал он на этот раз с нажимом.
Куин любил этот усилитель. Он много значил для него.
– Почему бы тебе не забрать свой мусор из моего дома раз и навсегда? Теперь тебя здесь ничего не удерживает.
– Белль, не надо, – попросил он.
Он пропустил два последних свидания с сыном, и теперь ему нет и не может быть прощения. Некоторые вещи, особенно не заслуживающие прощения, удается рассмотреть лишь в застывшем свете времени. Он огляделся. В течение двух недель семья Белль роилась в доме, словно стая шершней, под предводительством Эми, сестры Белль. Даже Тед Ледбеттер засветился, важная персона. Но сегодня в доме тихо, никого не видно.
– Тед здесь?
– Нет. А тебе какое дело?
– Прости. А где все?
– Тетушки разъехались по домам. Эми отправляет открытки с благодарностями. Я делаю вид, что у меня много дел, чтобы хоть четыре секунды побыть в покое.
Она прислонила грабли к дереву, сделала глубокий выдох, который напомнил ему о занятиях для беременных, где учат правильно дышать во время родов. Он вслед за ней вошел в дом, и она, заметив его, удивилась.
– Можно мне попить? – попросил он.
Она
