как и мой когда-то, – выбор этой битвы. Борьбы за собственную душу. Это выбор быть воином или не быть. НЕ быть вовсе, в том числе и в излюбленном вами онтологическом значении этого слова.
На этом пути, на этой войне нас ждут, уж простите за пафос, пот, кровь и слезы потерь. И это еще самая малость из того, чего эта битва потребует. Для меня когда-то решающим фактором стала фраза Христа о том, что кто хочет свою душу сохранить, тот ее потеряет, а кто потеряет, тот спасет. Что будет главным для вас?.. Решать вам.
Здесь Створкин умолк и молчал долго. Просто стоял и смотрел на меня. Потом сказал как пригвоздил:
– Вы – рыцарь-хранитель Эдельвейс. Принцессы Логри и Корнуэлла. Северной Леди. Она не ошибается. Никогда. Но, повторяю, вы еще можете отказаться.
Было что-то в его словах такое, что мне даже в голову не пришло ерничать и как-то оспаривать его утверждения. Я тоже молчал. Молчал и думал, что мог ожидать всего что угодно. Типа мастер посвящает в ученики и говорит разные слова хорошие…
А встретился с простой констатацией случившихся вещей. Будет вот так. И все на этом. Выбор… иллюзорен. Как всегда.
– Петр Иннокентьевич, – робко прервал его я, – а что такое Логри? Это город, страна, географическая местность – что это? Я же почти ничего не знаю – или, точнее сказать, не помню. Чувствую, что это знание – часть меня, но не нахожу его в себе.
– Вы можете увидеть его прямо сейчас, – улыбаясь, сказал Створкин. – Если хотите…
– Хочу ли я? – почти закричал я. – Да я жду этого с того самого момента, когда увидел Эдельвейс! Меня тянет туда словно магнитом, так сильно, что это меня даже пугает.
– Ну, это-то как раз нормально, молодой человек, – похлопал меня по плечу Створкин, увлекая за собой, и повторил: – Это нормально.
Мы спустились на первый этаж, и Створкин, жестом пригласивший меня следовать за ним, завернул в боковой коридор, ведущий из холла во внутренний дворик дома. Туда, где был небольшой сад или цветник, видневшийся из окон. Скрипнула тяжелая дверь, обитая витиеватыми чугунными решетками, и мы вошли во внутренний двор.
Любопытно, что когда я вспоминаю мое первое посещение Логри – и даже сейчас, когда пишу об этом, – то словно невидимая волна счастья накрывает меня. И нет сил, способных как-то уменьшить этот восторг. Все-таки есть своя магия во всем, что случается в первый раз.
Ярко светило солнце. Небольшое пространство двора, примерно 50 на 50 метров, было засажено разнообразными цветами, росшими в красивых белых клумбах. Между ними виднелись узкие дорожки, выложенные плитами из розовато-коричневого мрамора. Гудели пчелы. Стрекотали кузнечики.
С трех сторон сад был окружен домом, как буквой «П». Я впервые осознал, какой он все-таки был большой, этот, с улицы казавшийся маленьким, уютный особняк Петра Иннокентьевича. С одной стороны стояла глухая кирпичная стена. Высокая, не меньше трех метров, а может, и больше. У стены росли красивые
