в окно и дверь и загребал ими все, что попадалось. Но каким образом он наткнулся на консервы – догадаться было трудно.
– Вот такая пакость может случиться с каждым из нас, – угрюмо проговорил Константин, – за это медведей мы и не любим. А этот где-нибудь шастает поблизости. Если Гриша обозлится и у него нет в запасе продуктов, то медведя придется отстреливать: он может напакостить и другим охотникам.
Нехорошее чувство шевельнулось в душе. Если мы обнаружим вот такой же разбой в зимовье Константина, то все наши планы будут разрушены. Поэтому жалости к медведю, которого могут отстрелять охотники, не было.
Константин распределил обязанности: мы с сыном будем заниматься приготовлением обеда, а сам он будет готовить постели.
Наколоть дрова и разжечь их внутри плиты казалось мне делом простым. Я вытащил из бокового кармана рюкзака топор, взял несколько поленьев, положил один конец на пенек, а другой на землю, размахнулся топором и… В тот же миг что-то тяжелое ударило меня в лоб. Помутилось в глазах, топор выпал из рук, и я без сил опустился на землю, обхватив голову руками.
Сашулька испугался и закричал:
– Дядя Костя, папка голову разбил!
Услышал озабоченный голос товарища:
– Вот беда мне с вами, городскими. Даже дров не умеете нарубить!
Он обследовал мою голову, обработал ушиб спиртом и туго забинтовал голову полотенцем.
– Ну, кто ж так рубит дрова! – сокрушался он. – Лезвие топора нужно направлять не поперек полена, а наискосок. И рубить несильно, иначе дрова будут разлетаться в стороны и могут покалечить. Кроме того, под поленом должна быть какая-нибудь опора. Тонкие чурки можно ломать легким ударом обуха. Ясно?
Охотник взял полено, уложил на колодину и, размахнувшись, нанес удар топором. Острое лезвие наискосок вошло в древесину, на одну треть толщины полена. Перевернув его, Константин нанес еще один удар. Затем прислонил полено к колодине и легко ударил обухом топора в середину. С сухим треском полено развалилось пополам.
– Ну как, сможешь нарубить дров? – спросил он меня и улыбнулся.
И хотя мне хотелось прилечь, забыть о еде, но я нашел в себе силы и ответил:
– Спасибо за науку. Теперь справлюсь сам.
Когда в плите весело затрещали дрова и запахло дымком, в зимовье стало уютнее.
Мы с Константином выпили по рюмке коньяку за мое здоровье и начали с аппетитом уплетать горячую тушенку с гороховым пюре, пить сладкий чай с хлебом, сыром и маслом. Стало жарко, и я снял полотенце с головы.
Увидев мою шишку, Константин рассмеялся.
– Ты что?
– День прошли, и у тебя первая зарубка, однако. А нам идти еще пять дней. Скажи, Сашулька, сколько на лбу у папы будет за это время зарубок?
– Шесть, – не чувствуя подвоха, подсчитал сын.
Тут уж и я не удержался от смеха.
После ужина мы накормили собак супом
