его, не поехать ли им к тому человеку, [чтобы] изведать свойства его. И разрешил им ехать. Спросили его, как узнают они, истинный ли тот праведник. Сказал им, чтобы попросили у него совета в отношении сторонних мыслей[123], и если даст им совет, то пусть знают, что нет в том [совете] прока, ибо с этим должен человек бороться [сам] до последней минуты [жизни]. В этом служение человека в мире сем – сражаться со своими мыслями, и все – во имя Него, благословенного. (Диврей Йехезкель, раздел Экев; Таамей ѓа-минѓагим 2, кунтерес ахарон; Ноцар хесед; Нетив мицвотеха)
Табак
Слышал я от моего тестя, святого рабби Авраѓама-Мордехая из Пинчева, который рассказывал мне о величии учителя нашего Бешта, среди прочего, что однажды в праздник Рош ѓа-Шана ученики [Бешта] стояли за молитвой, и у одного из учеников выпала во время молитвы табакерка, а тот поднял ее с земли, а другой видел это и стал укорять за то, что прервал он молитву, чтобы поднять табак и втянуть понюшку, как это принято, учитель же наш Бешт в святости духа своего увидел, что укоризна этого праведника повлекла за собой то, что вынесли сотоварищу его приговор умереть в том же году, упаси нас Господь. И, вознесясь душой ввысь, взошел Бешт на Небо и приводил [там] множество доводов против этого [приговора], но ничего не помогало, пока в вечер Ѓошана раба* Бешт снова не вознесся душой, и убеждал, и кричал, и добился молитвой своей отмены [приговора] при условии, что коривший сам найдет довод в защиту сотоварища своего. И вошел Бешт в свой бейт мидраш и застал ученика, что укорял другого, за чтением книги Дварим[124]. И забрал у него Бешт разум, и не мог тот больше выговаривать слова с должным тщанием, и стал расхаживать туда-сюда, размышляя о величии Бога и единстве Его. В этих занятиях запала ему в голову мысль: «Отчего в последнем поколении открыто было табачное зелье для нюхания и курения?» И сказал себе, что есть, [верно,] несколько драгоценных душ в последнем поколении, которые не могут просто так облекаться [в плоть] и воплощаться, но главное в их совершенствовании – тонкий запах, как сказано: «… [это] жертва всесожжения огнепалимая, благоухание, приятное Господу» (Ваикра, 1:9). И от этого перешел к сожалению: мол, не следовало ему так корить товарища своего за то, что понюхал табаку во время молитвы, ибо кто знает, что за душа [у него] и до какого драгоценного уровня поднялся тот в вершении единения. А в день Ѓошана раба учитель наш Бешт имел обыкновение отвечать каждому вопрошавшему, говоря, что было решено наверху и внизу и что он видит по всему миру, ибо духом святости своей провидел он мир от края и до края, и в чрезвычайном веселии пребывало сознание его в тот день. И каждый заготавливал какой-либо вопрос, как по толкованиям, так и по Гемаре и законам или по другим вопросам, и всем он намеревался дать ответ в тот день. А тот ученик приготовил вопрос о том, что его занимало. И когда задал его Бешту, сказал ему Бешт: «Скажи ты!» Рассказал тот ему о своих размышлениях. Сказал ему учитель: «Назови остальное, что было у тебя на уме тогда». И вспомнил, и рассказал, как нашел доводы в защиту сотоварища своего. Лишь тогда был снят обвинительный приговор,
В каббале сторонней, или чуждой, мыслью называют всякую мысль или образ (как правило, плотского или суетного характера), мешающие сосредоточиться на молитве или на изучении Торы. Учение об «исправлении сторонних мыслей» играет важную роль в хасидизме.
В ночь
