густую тень. Яркий солнечный свет заливал центр газона, и на этом пятачке стояло кресло. В нем сидел, откинув голову назад и подставив лицо солнцу, человек.
Гордон никогда не считал себя трусом, однако в эту минуту ему захотелось развернуться и уйти. Тот, кто сидел в кресле, казался слишком худым и немощным, чтобы быть другом его детства, самым лучшим другом. Они вместе росли, поверяя друг другу тайны и мечты, играли среди скал и валунов Бан-Ломонда. Возмужав, они делили невзгоды, что выпадают на долю солдат на войне. Даже перед лицом смерти они поддерживали друг друга.
– Ты, значит, греешься тут на солнышке, как кот, – сказал он прежде, чем Хелен успела открыть рот.
Фергус обернулся, и Гордона передернуло. На узком лице ввалились щеки, озорная улыбка, не сходившая с губ Фергуса даже в самые опасные моменты, бесследно исчезла. Лицо его друга приобрело землистый оттенок и несло на себе печать страдания.
– Выходит, стоит человеку получить Крест Виктории, как он уже мнит, что ему больше ни дня не придется работать?
Фергус вознамерился встать, но Гордон уже заметил костыль, прислоненный к креслу с другой стороны. Он подошел к Фергусу и положил руку ему на плечо:
– Не надо, сиди.
– Боже правый, ты до сих пор ведешь себя как мой командир, – ответил Фергус, не без усилия улыбаясь.
Гордон присел на корточки рядом с креслом.
– Несладко тебе пришлось.
Фергус улыбнулся уже более естественно:
– Ты явно наслушался рассказов Шоны.
Гордон покачал головой.
Фергус рассмеялся:
– Что, неужели она с тобой не разговаривает? Или до сих пор занята с лакеями?
– Тебе известно, что она заставила их снять рубашки?
– Да, я сам делал пометки об их достоинствах. – В улыбке Фергуса появилось что-то мальчишеское, напоминавшее о прошлом. – Сестра заслужила немного веселья. – Его улыбка померкла. – Это ей несладко пришлось, Гордон.
Он отбросил эту мысль, чтобы обдумать позже. В этот момент Гордона больше заботил Фергус, нежели его сестра.
Ложь.
– Я приехал узнать, как у тебя дела. Я только что вернулся.
– Стало быть, лондонские девицы чахнут с тоски по тебе.
– Лишь некоторые.
– Ты, черт возьми, стал национальным героем.
У Гордона потеплело на душе.
– Ну, это вряд ли.
– Ты ж теперь баронет. – Фергус улыбнулся шире.
– А другие что? – спросил он, чтобы сменить тему, и стал перечислять имена людей, служивших под его командованием сначала под Севастополем, потом в Лакхнау; людей, за которых он до сих пор чувствовал ответственность. Бойцы Девяносто третьего полка хайлендеров, сатерлендские горцы, парни, каких не сыскать.
– Макферсон умер от ран, Дубоннер тоже. Маршал совсем плох, как я слышал. А другие все живы-здоровы.
– Надо было мне вернуться
