по программе.
Она пожала плечами. Наверное, не стоит ему признаваться, насколько сильно ее заинтересовал и увлек этот предмет. Ему неинтересно будет слушать, как полное отсутствие общения со сверстницами и скучные школьные занятия заставили ее прочесть все работы из оксфордской программы, какие она только могла заполучить. Юриспруденция позволяла ей применять свою прирожденную способность запоминать, а кроме того, она получала удовольствие от логичных и нетривиальных аргументов. Ее школьная программа никогда не требовала от нее такого напряжения умственных способностей. Если уж на то пошло, то с приближением к выпуску занятия становились все примитивнее и глупее.
Джаспер продолжал молчать.
Ана выглянула в окно, а потом сделала еще одну попытку:
– Я… э… по дороге на церемонию вспомнила, как мы в первый раз встретились, – сказала она. – На рождественском приеме, который устраивали твои родители.
– Ты была тогда гораздо ниже ростом, – откликнулся он.
– Мне было одиннадцать.
– Да, возможно, поэтому.
На его лице снова появилась тень улыбки.
Она подняла глаза, и под его взглядом ей стало теплее. Наверное, извлечение прежнего Джаспера из этого нового человека требовало ловкости и осторожности – как для того, чтобы извлечь мякоть из колючего плода опунции.
– Я была уверена, что, когда я повзрослею, ты уже будешь обручен, – заметила она.
– Ну, один раз так чуть и не получилось.
– А кто отказался?
– Это вышло обоюдно.
Она кивнула, но не поверила ему. Она не могла себе представить, чтобы какая-то впечатлительная юная девушка смогла отказать богатому и красивому Джасперу Тореллу.
– Ты тогда играла на пианино, – вспомнил он. – Когда мы впервые встретились, – добавил он в качестве объяснения. – Ты спряталась в старом крыле рядом с библиотекой, играла на пианино и плакала.
Ана отвела взгляд: ее удивило и смутило то, что он об этом помнит.
– Да. А вы с Томом меня нашли и настояли, чтобы я вернулась к остальным.
Джаспер улыбнулся, однако его улыбка быстро померкла, а взгляд снова стал холодным.
– Ты предпочитаешь о нем не говорить?
– Нет, все нормально, – ответил он.
Однако его охватила печаль – уныние, которое было ей слишком хорошо знакомо по тому времени, когда умерла ее мать. Толком не поняв, что делает, она подняла руку и провела кончиком пальца по синяку над его глазом. Он схватил ее руку и поднес к губам, нежно поцеловав ладонь у основания большого пальца. Она затаила дыхание. Ей почему-то представилось, что ее болезнь сочится из ее кожи там, где к ней прикасаются его губы. Болезнь окрашивает их в синий цвет, она проникает в его вены и смешивается с кровью, циркулирующей по его телу. Это было похоже на проклятье. Он – ее противоядие. Она – его отрава.
Первые аккорды последнего концертного номера этого вечера разнеслись
