захмелевшим взглядом.
– Молчи!!! – беззвучно ору.
– Ска… – договорить не даю. Заглушаю слова и проглатываю рычащий бархатный стон его губ своими.
Какая же ошибка?!
Рассудок ведёт сильнее, меня словно на волнах штормит. М-м-м, травлюсь запахом Игната, его вкусом… На грани потерять сознание от чувств и нехватки кислорода, но нет ни малейшего желания оторваться и спасительно глотнуть воздуха.
На этот раз к лёгкому отрезвлению приводят брякающий ремень, который Селивёрстов судорожно пытается расстегнуть и гулко хлопающая входная дверь, явно закрывающаяся за женщиной.
Выныриваю из омута похоти и алчно хватаю воздуха.
В помещении тихо, если не считать нашего с Игнатом надсадно-шуршащего дыхания.
– Ирк, мне горит… – как понимаю, с ремнём Селивёрстов уже справился на ура и теперь ловким движением расстёгивает пуговицу на джинсах.
– Очень?
Боже! Это мой голос? Такой томно-охриплый… с нотками заигрывания?
А зачем этот глупый вопрос? Мне плевать, что и как горит у Игната!!! Вот бы вспыхнуло и истлело… до основания!
Селивёрстов хватает меня за руку, которой к своему жуткому стыду уже зарылась в волосы соседа, требуя продолжить и от страха, что РАЙ закончится, – и прикладывает к своему паху:
– Всё, как ты любишь – каменный!
Мерещится собственный всхлип.
Мерещится!!! Потому что не могу я… едва не кончить от этой фразы! Мне обидно. Правда! Я не шлюха, чтобы вот так… Но абзац, как приятно это слышать для женского самолюбия! Наверное, мы все в глубине души ещё те шлюшки!
– Пусти! – нервозно отдёргиваю ладонь, чётко осознавая, что с бóльшим желанием дорвалась бы до пульсирующей плоти Игната. Сжала, ощущая, как дрожит в моих руках, а потом облизнула…
Стоп!!!
Краска затапливает лицо. От смущения за постыдные мысли даже зажмуриваюсь.
– Если только на коленки… – смешок, но сбивчивый, будто Игнату дышать трудно. – Может, минет?
Козлина! Он что, телепат?
– Охренел? – всё же уставляюсь на соседа, хотя мир продолжает растекаться, пытаясь ускользнуть и оставить меня на растерзание развязного Селивёрстова и его умопомрачительных, расщепительных ласк.
– Ирк, отсоси, а… – с такой мукой в голосе, что меня распирает от возмущения, перемешивающегося с желанием сделать это. Аж во рту пересыхает. Останавливает то, что моя гордость пока при мне!
Хоть что-то!
А то ведь стыд, смущение, честь – давно помахали белыми платочками, уступая место вездесущим насекомышам с девиантным поведением.
Затрещина заставляет пыл соседа немного остыть, да и мне отрезвительней становится от хлёсткого звука и жаркого покалывания в ладони.
– Это ещё за что? – Пасмурные глаза глядят с искренним непониманием и укором.
– Ты
