другого; между тем мы даже не могли найти места, где бы совокупиться, как без труда находят дети трущоб. После одного неудавшегося ночного свидания у неё в саду (о чём в следующей главке) единственное, что нам было разрешено, в смысле встреч, – это лежать в досягаемости взрослых, зрительной, если не слуховой, на той части пляжа, где было всего больше народу. Там, на мягком песке, в нескольких шагах от старших, мы валялись всё утро в оцепенелом исступлении любовной муки и пользовались всяким благословенным изъяном в ткани времени и пространства, чтобы притронуться друг к дружке: её рука, сквозь песок, подползала ко мне, придвигалась всё ближе, переставляя узкие загорелые пальцы, а затем её перламутровое колено отправлялось в то же длинное, осторожное путешествие; иногда случайный вал, сооружённый другими детьми помоложе, служил нам прикрытием для беглого солёного поцелуя; эти несовершенные соприкосновения доводили наши здоровые и неопытные тела до такой степени раздражения, что даже прохлада голубой воды, под которой мы продолжали преследовать свою цель, не могла нас успокоить»16.
Лит замолчала, у неё пересохло в горле. По всему телу к низу живота волной прошла сладкая истома, для Лит – неизвестное чувство. Она попыталась представить морской бриз, пустынный пляж, на котором они с Тейлором совсем одни. «”Прохлада голубой воды”… как красиво написано, и как это, наверное, приятно ощутить телом», – подумала Лит и посмотрела на приятеля.
– Dream-lifе, – произнесла она мечтательно.
Выражение лица Тейлора как будто переменилось.
***
Сандра, немного успокоившись, всё же решила подойти домофону. Пришло время уборки, и нужно было впустить прислугу. Сандра на ходу глянула в зеркало и осталась недовольна своей бледностью. Ей пришла в голову идея выйти на улицу и просто идти куда глаза глядят. Как давно она не позволяла себе очутиться где-нибудь далеко – там, где веет свежий воздух, растёт настоящая трава вместо рулонных газонов… Вдруг ей захотелось напиться – просто «напиться как сапожник», так сказала бы бабушка. Накинув плащ на плечи, Сандра, не желая встретить в холле клинера, поспешила на улицу.
Из «Лабиринта» трудно было выбраться вечером, приходилось докладывать секьюрити, куда ты пошёл и зачем. Но желание Сандры вырваться на свободу было так велико, что она не заметила, как преодолела все преграды и добралась до незнакомого перекрёстка – оживлённого и при этом совершенно тихого. Эмоциональные водители, нервно стучащие по клаксону и истерично моргающие дальним светом, остались далеко в прошлом. Транспортные средства, оснащённые бортовыми камерами, радаром и системой автоматической коммуникации между автомобилями, держали дистанцию без участия людей и сами разбирались, кто прав, кто виноват и кому в какой ряд перестраиваться. Тут Сандра остановилась и осмотрелась: над сумеречным городом нависал смог. Спасаясь от него, она юркнула в переулок и поспешила не разбирая дороги; всё меньше и меньше попадалось на её пути рекламных вывесок и прохожих, наконец их совсем не стало. Женщина вдруг обнаружила, что стоит на пустыре
Владимир Набоков, «Лолита».
