style="font-size:15px;"> Вскоре, после бесприютно тяжких похорон отца, новый льор окружил свой гигантский термитник кольцами защитной магии, словно создав вокруг него незримую белую змею. Но все меры оказались напрасными – со смертью не поспорили бы ни льоры, ни Стражи Вселенной.
И вот уже почти сто пятьдесят лет Олугд Ларист, который выглядел все так же прекрасным юношей, нес бремя полного одиночества. Он почти не верил в себя после гибели отца. Лишь Юмги Окаменевшая сделалась его верным молчаливым собеседником. Лишь она казалась смыслом жизни.
«Я стану сильнее, я найду разгадку!» – твердил долгими днями и ночами Олугд, нежно обнимая безучастную статую. Порой ему казалось, что она все слышит, один раз почудилась слеза на каменной щеке. Но слеза ли или роса, выпавшая от вечной сырости медленно каменевших залов – не узнать. Он устал, смертельно устал искать ответ на загадку мироздания, над которой, так или иначе, бились остальные льоры.
Однако самые сильные из них – Раджед, Нармо и Илэни – погрязли в войне за портал в мир Земли. И их едва ли интересовала судьба родного мира, не больше, чем поношенный сюртук или сломанная вещь. А ведь если бы они объединили усилия! Хотя когда это удавалось льорам, если собственный отец Лариста в юности убил алчного родного брата на поединке? Так они и сгубили Эйлис, все вместе, каждый понемногу своей злобой. Каждый тянул на себя, стремился захватить для себя как можно больше земель и богатства, а в итоге ткань мира не выдержала, разорвалась, впустив неведомую каменную чуму из недр темной бездны, не иначе.
Достаточно молодой и все еще пылкий Олугд копил неискупимую обиду на всех этих напыщенных гордецов. Казалось, из-за них всех, из-за каждого, любимая Юмги застыла каменным изваянием, как и все ее знакомые да родные. Вскоре начали доходить слухи о каменеющих льорах. Тогда Олугд ощутил только мстительное удовлетворение: «Поделом! Думали, так избавиться от ячеда? Сами получите!» И он представлял, что в самом плохом исходе событий, почувствовав приближение каменной чумы, обнимет Юмги в тронном зале, прильнет к ее устам и застынет навечно вместе с ней, как монумент обреченной любви.
Но в нем все еще теплилась неугасимая надежда, что найдется способ все исправить. Годы текли хоть и долго, но незаметно, календари не переворачивались, род занятий не менялся: Олугд оттачивал мастерство боя, овладев не только магией, но и мечом в память о возлюбленной, и искал ответы в бесчисленных книгах. Управлять линиями мира он так и не научился, гадая, из-за чего ему не хватает мастерства. Если бы рядом оказался верный наставник! Но больше ста лет Олугд говорил только с каменной статуей Юмги.
– Я верю, что ты жива. Ты проснешься! Обязательно проснешься, – повторял он вечный девиз своей отшельнической жизни.
Ветер загудел с новой силой, и Олугд нахмурился, отходя от статуи, поправляя полы синего кафтана до колен: «Что же так завывает? Или принесло опять кого-то? Ну, уж нет! Вам не сломить меня!»
Дурные предчувствия
