как до Земли через разбитый портал. Но Олугд все так же решительно двинул вперед левой рукой, ударяя Нармо чуть ниже правого плеча неопределенным потоком магии – только такой и владел из боевого арсенала их фамильный артефакт.
Яшмовый чародей резко отшатнулся, выплевывая кровь и давясь кашлем. Правдивы, значит, оказались слухи. Оставайся Нармо со своей полной силой, шансов было бы куда меньше. Олугд попытался воспользоваться преимуществом, надвигаясь с катаной. Убить! Надо убить врага! Какие простые слова – какие невозможные действия!
В те страшные мгновения чародей заполнял разум образом отца, картины из ночи его безвременной гибели. Олугд ждал часа отмщения все эти годы, он избавил бы весь их мир от клеща-кровососа, который поглощал льораты слабых соседей. Шанс представился лишь на мгновение, когда Нармо открылся для удара – все же сказалось недавнее ранение, а слабый, по его мнению, противник за прошедшие годы возмужал.
Однако всего через пару секунд произошло непоправимое: противник буквально исчез, ускользнул из-под лезвия катаны. Впоследствии Олугд много раз задавался вопросом, Нармо ли провернул очередной гамбит или же у него самого дрогнула рука перед первым убийством. Но тогда он не заметил, как проклятый враг очутился возле заветной статуи. И поднес когти к ее шее, грозя срубить голову той, что не могла дать отпор. О! Если бы Юмги досталась хоть толика магии поющих самоцветов, она бы, вероятно, сокрушила всех врагов. А он, Олугд, все клялся и клялся защитить ее и спасти, но ни одно из обещаний не находило исполнения в реальности. Не хватало сил, а может, воли.
– Неплохо! Неплохо, но… недостаточно! – Нармо самодовольно погрозил указательным пальцем. – Ты не научился главному принципу выживания в Эйлисе – подлости. Вы все носитесь со своим благородством, поэтому и умираете.
– Нет! Не трогай! – бессильно выдохнул Олугд, замирая, словно его тоже поразила чума окаменения.
– Кажется, она тебе дорога… Оно! Это же был живой человек? Как… м-м-м, интересно. – Нармо нагло потрогал статую за грудь, но ухмылка сменилась оскалом. – Она почувствует боль, если отрезать ей, скажем, руку или ногу?
«Он лжет. Забыл, что я умею распознавать ложь. Не в этом его намерения. Ждет, что я брошусь, поддавшись гневу», – применил свой основной навык льор, хмурясь и плотнее сжимая катану.
– Ты не сделаешь этого! – уверенно бросил он.
– Правильно! Саркофаг нерушим, – раздался над ухом противный голос.
Этот паук вновь атаковал со спины, и на этот раз Олугд не успел достаточно стремительно обернуться, лишь взмахнул неопределенно катаной. Только это и спасло ему жизнь: когти наткнулись на лезвие, изменив направление. Но спину обожгло огнем: четыре борозды прочертили бессмысленную скарификацию, разрывая ткань и вспарывая кожу. Олугд впервые понял, что значит рана в бою, испытав скорее удивление от новых ощущений, чем шок. Однако боль не заставила себя ждать. А Юмги, его отважная Юмги, вероятно, изведала это еще подростком.
