прочное место.
– По твои ослиные, мозги твои простые.
– Но-но, – вяло пригрозил прочно служащий, поиграв вооружённым боком.
– Я тож про кой-какие дальние места слыхал тож сказывают, – отозвался из уголка старичок с шеей. – По самые яблоки. А питание соками, и только гуманитарка. Во чудо, её…
– А слыхали ещё, – крикнула Ильинична. – Скоро парад на большом Чушинском поле. Народное лобзанье. Гуляние за справедливость.
– Мамаша, проезд платить будете? – справилась кондуктор.
– Так у меня нету, дочка, – жалобно ссутулилась крикунья. – Только если гостинцем, – и вытянула из-под подола сморщенное, пахнущее слабой кислотной средой яблоко.
Трамвай дёрнулся, кондукторша крикнула «Детсад» и, грозно глядя в глаза, толкнула Стёпу чем-то мягким и звякающим в грудь, чуть не свалив навзничь в ловко открывшиеся на мгновения двери. Степан пролетел над заснеженной землёй, увидал вдали пляшущие чардаш огни и обрушился, сметая позёмку, в сугроб и, оглаживая занывшие сразу бока, вслух произнёс:
– Напишу. «Любая работа». Пропади всё пропадом.
Из недалёкого детсадика за ветвистым железным забором от ярко блистающих окон и стен долетали звонко-упругие, перманентно траурные звуки. Интродукция и рондо, узнал Стёпа издали и побелел.
Позёмка запорошила ему щёки.
Лебедев протер заснеженные глаза и с удивлением уставился на горбуна, навязчиво топчущего в двух шагах поодаль подлетающие снежинки.
– Валяться каждый горазд, – просипел горбун, охлопывая лохмотья. – А чтоб помочь инвалидам детства, так бобровую шапку что ли протягивать.
– Вы то здесь откуда? – недовольно пробурчал Степан, влезая на ноги и отряхиваясь.
– Я ниоткуда, я только куда.
– Да здесь некуда. Парковые места, специальный детсад, особые дети, за которыми оплаченный компьютерный глаз да глаз. И более – все. Так что выбираться проблема. Ну пойдемте, я Вас хоть пристрою на садиковый автобус, куда-нибудь подбросит.
– А что, Лебедев, здесь и трете природу, подрабатываете, пасете тело, так сказать? – прищурился инвалид детства… – На детских неожиданностях?
– Чем же плохо? Ясли-сад высшего пошиба, образцовый, по-нынешнему почти рай. Углубленное изучение всех наипервейших предметов, как то: ярких и наилучших заморских игрушек, проверенных новых лекарств, восьми языков, включая мертвые и родные. Потом – манерных и вольных танцев, пахучих душей, синхронных плаваний и шевелений воды, церемонных чаепитий и еще черт знает чего, включая дневной просмотр снов, историю туземных масок и форм подачи знаков неудовольствия или опорожнения. Каково тут детишкам не вырасти! Недурное местечко было для вольного программиста. Сутки через двое, с небольшой пропастью свободного времени для ночных, стыдно сказать – детворой оплаченных интернет-сессий с разными… Причудливыми оригиналами… всех мастей и широт… Да и бесплатная физкультура мозга, а
