раньше. Иди, спустись и заведи всех сицилийцев в атриум. А я пока надену свою парадную тогу ради таких гостей и через пару минут спущусь.
– Прямо всех? Их там не менее пятнадцати человек. Атриум у нас, конечно, большой, но, может, часть все-таки оставить на улице? – с беспокойством спросил хозяина Тирон.
– Тирон, тебе бы понравилось, проделав столь длинный путь, остаться стоять на улице перед домом?
– Нет, конечно, хозяин. Простите, я не подумал об этом.
– Если не хватит стульев, пусть разместятся на полу, и подай им всем горячего вина, чтобы согрелись: на улице не лето, – заботливо добавил Цицерон.
Тирон ушел выполнять приказание, а Цицерон задумчиво посмотрел на свой золотой перстень, поцеловал его, как он всегда это любил делать, когда надеялся на расположения богов, и, позвав раба, быстро оделся в белоснежную тогу.
Когда Цицерон спустился со своего второго этажа в атриум, сицилийцы с нетерпением уже ожидали его, согретые небольшим количеством горячего вина.
– Приветствую вас, друзья, – и Цицерон радушно и приветливо с каждым поздоровался, особенно, по-дружески обнявшись, с Гераклием и Стением.
– Рассказывайте, что привело вас в мой дом? Радость или нужда в чем-либо? – спросил гостей Цицерон, уютно расположившись в своем кресле.
– Уважаемый Цицерон, – обратился от лица всех Гераклий, – наши сердца переполнены скорбью и горечью. Здесь собрались самые уважаемые люди сицилийских общин: Квинт Цецилий Дион, Луций Лигур, Луций Калена, Епикрит, Сопатр – все они достойнейшие жители наших городов и поселений.
Пока Гераклий перечислял всех присутствующих, Цицерон невольно начал догадываться, о чем пойдет речь.
– Наш друг и защитник, именно так мы хотим к тебе обращаться как к самому честному и бескорыстному квестору Сицилии. Мы помним то добро, которое ты нам сделал. Именно под твоим руководством Сицилия расцвела и заблагоухала (от этих комплиментов и теплых слов в свой адрес лицо Цицерона покрылось довольным ярким румянцем). Только ты нам один сможешь помочь. Ты один способен вернуть людям честные имена и спасти их от нищеты и позора, – молвил Гераклий.
– Гераклий, чего же вы хотите от меня? Чтобы я стал вашим защитником?
– Наоборот. Стань нашим обвинителем против этого мерзкого Верреса, прошлого наместника Сицилии, – произнеся последние слова, Гераклий встал на колено, и его примеру последовали и все остальные просители.
– Друзья, встаньте, встаньте с колен. Негоже таким знатным и благородным людям вставать на колено перед кем бы то ни было, – попросил сицилийцев Цицерон.
– Сенатор!!! – пламенно продолжил свою речь Гераклий. – Все, что замечал ненасытный взгляд Гая Верреса: статую, картину, наследство, чужую жену – все он тут же прибирал к своим рукам! Не было границ его беззакониям! Все покупалось
