катили к баронским дверям.– А где же счастливец? Где юный барон?
– Ах, тише вы, милые! Явь или сон —
сегодня под утро казалось ему,
как будто бы он танцевать на балу
отказался с царевной! Как иней, он бел,
на кресле лежит. И боюсь, заболел…
– Мы счастьем разгоним барона хандру!
Мед и вино мы на свадьбу ему
везем! Где же Олаф? Звенел его глас,
которым на праздник сзывал он всех нас!
– Тише вы, гости… За мною сейчас
ступайте. – Сударыня, старых друзей
просим, ведите к нему поскорей.
Скрипнули двери, и с шумом толпа
по лестницам вниз, как змея, потекла.
Покои барона: вот кресло, вот он
вкушает в том кресле предсвадебный сон.
Но что это? Пала на грудь голова.
Дыхания нет. И вокруг – тишина.
– Такая грустная немецкая история. Барон сделал свой выбор, и за этот выбор ему пришлось дорого заплатить. Третий день мы посвятим теме любви. Я вижу, как оживились наши дамы. Да-да, любви во всех ее проявлениях. Итак, до завтра…
– Утром он опять подтащит ко мне кресло, усядется, откупорит очередную бутылку. Что же он расскажет?
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
НОВЕЛЛА I. ЮБИЛЕЙ
Старик со старухой прожили долгую жизнь. Однажды, во время совместного празднования 75-летия деда, старуха узнала, что муж был с ней не совсем честен.
«Ночь опускалась на деревню. Было так тихо, что казалось, будто все онемело вокруг. Изредка в чьем-нибудь сарае кудахтали сонные куры да где-то орал свою песню пьяный мужик. В конце концов, все затихало, и жизнь замирала на некоторое время.
Лунный свет серебрил потемневшие избы. В домике на краю деревни горел робкий огонек. Там жили одинокие старик со старухой. Их дети давно уехали в город и почти забыли о родителях. Дед и бабка доживали в полном одиночестве. К тому же соседи вокруг них были все люди молодые и поэтому мало общались со стариками.
В тот вечер отмечали 75-летие деда. Бабка собрала на стол, достала бутылку. За ней и сидели весь вечер, вспоминая молодость.
– Не забыл, старый, как ты меня приревновал к Федьке на именинах у Солнцевых? – спросила бабка и довольно улыбнулась. Она уже во второй раз задавала этот вопрос.
– Помню, помню, – вяло кивал дед и вспоминал соседа Федора, умершего 20 лет назад.
Так и тянули вечер, бутылка опустошалась сама собой. Темнота за окном придавала уют обшарпанным стенам и закопченным иконам. Во дворе тявкнула спросонья собака.
Уже убирая со стола, старуха вдруг спросила:
– А сколько, если не секрет (какой уж теперь секрет?), стоили те розы, которые ты мне подарил на день рождения? Дорогие, поди?
– На тридцатник что ли? – зевая, спросил дед.
Старуха вздрогнула и обернулась:
– На 20 лет, старый…
– Не знаю, я их тебе не дарил.
– Как не дарил?
– Так,
