это бремя, в то время как лица и органы представительной и исполнительной власти считались формальностью. Безусловно, магистраты и в том числе Сенат были озлоблены на императора и у них были все основания начать мятеж. И они бы начали, если бы имели достаточные ресурсы и поддержку преторианской гвардии. Но гвардия была предана императору и его наследнику. И эта преданность была непоколебима. Причем на стороне императора находилась не только гвардия и римские легионы, но и народ, который искренне любил августа его приемного сына Аристона.
Сейчас император выполнял функции и государственного секретаря, и архивариуса. Разумеется, о прошлой жизни, полной веселья, беспечности и забот, которой он жил раньше до предательства Адриана, ему пришлось забыть. За это время император сильно постарел и похудел. И мириться он с этим не собирался. Но о своих замыслах он пока что не преминул кому-либо сообщить.
Император снял металлические очки и отложил стопку писем на край стола, за которым он сидел. Эмилий протер глаза и устало вздохнул. Арестован сидел рядом, подле своего императора в маленькой комнатушке ларарии, святилище для семейных богов, которая находилась за тронным залом – Аула регия. Молодой мужчина с острова Кифера заметил изнурённость и усталость императора.
– Ты в порядке? – Спросил Аристон, подойдя сзади к Эмилию.
Он положил свои сильные руки императору на плечи и начал медленно массировать спину. Эмилий краем губ изобразил улыбку и положил свою ладонь Аристону на тыльную сторону руки, прося прекратить массаж.
Император тяжело поднялся со стула, словно титан, державший на своих могучих плечах землю и положив руки за спину, молча зашагал старческой походкой по мрамору в тронный зал. Он шёл, не поднимая ног, всё время шаркая сандалиями по полу, создавая неприятный звук. Аристон последовал за ним, пытаясь не отставать и в то же время не обгонять. Пока он шёл рядом, он пытался заглянуть Эмилию в глаза и распознать его чувства. Но император нарочно отворачивался. Наконец, император остановился возле окна.
– Народ голодает, – спустя минуту заговорил август. – Солдаты измучены войной. Сенат меня ненавидит. С тех пор, как я обложил их налогом и урезал полномочия, бюджет государства должен был в разы увеличиться. В чём проблема? В казначее? Во мне? Что я делаю не так? На прошлой неделе торговые суда привезли в порт двести мешков пшеницы. Возникает вопрос, где хлеб, которым должны были снабдить народ. Я организовал бесплатную раздачу провианта для малоимущих – сухофрукты, зерно, где это всё? Почему эти несчастные люди смеют мне, правителю, сетовать на голод? Я стараюсь всё делать ради своего народа. Я забочусь о нём, как отец заботиться о своих детях. Но вместо благодарности, они дерзко лгут мне и требуют золота. Я совершенно избаловал свой народ.
Эмилий замолчал, собираясь с мыслями. Но Аристон перебил его.
– Август, – сказал он и повернулся к императору лицом. – Ты –
