зато оно сделало меня «иконой стиля» в нашем микрорайоне. Все девчонки были мои. А для парней я стал непререкаемым авторитетом.
Даже папа наконец заметил, «что» я ношу, и попытался пальто отнять. Впрочем, безуспешно: сам он к этому времени стал похож на сушеный скелет, а я уже вошел в мужскую силу. Поэтому, получив от меня жесткий отпор, он понял, что его пьяная тирания в нашей семье закончилась.
И на следующее утро, окинув мутным взглядом наше «святое семейство», плюнул на порог дома и ушел бомжевать [3], нырнув в люк городской теплоцентрали.
Мама долго не могла поверить в такое счастье. А когда, наконец, поверила, даже шить перестала. Купила бутылку водки и напилась. Первый раз в жизни.
А старшая сестра, перестав моргать, заговорила с мужчинами.
А младшая, разыскав старую папину бритву, сунула ее к себе в школьный рюкзачок и скрылась из дома.
После этого в нашем доме стало просторнее.
Но не спокойнее.
Теперь пить начала мама. Причем еще хлеще, чем папа.
Старшая же, прозрев и заговорив, поняла, что мужчин не надо бояться и даже, наоборот, их надо любить.
И стала каждую ночь приводить по существу мужского пола на освободившееся ложе бабушки.
Словом, зажили мы по-новому.
Я, здоровенный кабан в зеленом пальто по пояс.
Мама, мучающаяся с похмелья около любимого папиного помойного ведра. Старшая сестра с очередным любовником на бабушкином матрасе. И большой рисунок на стене – автопортрет младшей сестры в моем зеленом пальто, мечте ее детства. Рисунок прислали нам из детской колонии, где сестренка отбывала срок за грабеж с применением холодного оружия. Угрожая одному солидному гражданину папиной бритвой, она сняла с него пальто. Правда, желтое, а не зеленое.
На мое незрелое сознание все эти перемены подействовали как-то по-особенному. И я однажды, собираясь на концерт симфонической музыки с девушкой из консерватории, решил оставить свое пальто дома. Это было впервые за последние семь лет.
Когда я его положил на стол, то с ужасом заметил: какое же оно маленькое, словно сшитое на игрушечного человечка. И зачем оно так было нужно сестре, бабушке и папе?
А мне сейчас зачем?
Чтобы не замерзнуть?
Нет, наверное. Оно совсем меня уже не греет. Просто я к нему привык. Я с ним как бы слился.
И почему я его сейчас снял?
Что изменилось?
Мама заменила папу. А потом, наверное, заменит и бабушку.
Старшая сестра заменит маму.
Младшая, когда вернется из тюрьмы, опять сядет.
А я… Кого заменю я? Каким будет мое будущее исходя из моего прошлого?
Думал я, думал и ничего не надумал.
Единственно, что мне было ясно, – мое будущее никак не было связано с девушкой-любительницей симфонической музыки.
Поэтому натянул я опять
Бомж – лицо без определенного места жительства.
