едва держится на плечах. Кончики волос скручены, словно их прижигали огнем, а на щеке красуются черные длинные полосы – как след от острых когтей.
– Вот черт, – выдохнула девчонка. – Не сейчас. Не сейчас!
Лампочка с грохотом лопнула, и девчачий силуэт вдруг взорвался, превратившись в расплывчатый клуб черного дыма. Тотчас сверху, прямо с потолка, на нее упал ослепительно белый вихрь. Он взбаламутил черный дым, закрутил его, как водоворот, попытался обнять, сдавить в своих объятьях. Черные и белые отростки перемешались, закружились, сплетаясь в единый мутный клубок. А потом черный туман исчез, словно его никогда и не было. Белый вихрь на секунду замер, закружился, собираясь в сияющий шар, напоминавший растрепанный клубок шерсти. И исчез.
Подземник в кожаном жилете, сидевший в дальнем темном углу за разбитым письменным столом, вскинул острый нос и, наконец, осмелился сделать первый вдох. А потом прыжком рванул в черную дыру за своими родичами так, словно за ним гналась сама смерть.
Часть вторая
Чужие дни и ночи
Алексей проснулся от странного рывка. Хватаясь руками за что-то мягкое, он вскрикнул, подался вперед, выскальзывая из остатков кошмара, и в ту же секунду понял, что сидит на заднем сиденье автомобиля.
Покрывшись холодным потом, он застонал от облегчения и принялся шарить по карманам в поисках кошелька. Сон и явь все еще толкались в голове, мешая сосредоточиться.
Водила что-то сказал, но в ушах Кобылина стоял гул – как от страшного похмелья. Бывало и похуже. Хорошо еще, что кошелек на месте. Из обрывков памяти внезапно всплыл темный переулок и озвученная цена. Кобылин быстро отсчитал хрустящие банкноты, сунул в протянутую руку, отмахнулся от предложения помощи и, открыв дверь, выскочил наружу. В ночь.
Холодный воздух ударил в грудь тугой волной и Алексей шумно вздохнул. Приятная ночная свежесть остудила разгоряченную голову, заставила поежиться, плотнее завернуться в плащ. Кобылин сделал пару шагов вперед, с наслаждением окинул долгим взглядом знакомые места. За его спиной хлопнула дверца, он обернулся, но увидел уже отъезжающий Фиат. На прощанье тот моргнул красными огоньками стоп-сигналов и растворился в потоке машин.
Кобылин сунул руки в карманы, перешагнул через крохотный железный заборчик, ступил на тротуар. Свет из окон ближайшего длинного дома нарезал асфальт ломтиками светлых и темных полос. Сквозь них скользили темные фигуры прохожих. Шум от машин волной катился по шоссе, отражаясь от высотных домов и возвращаясь к дороге многоголосым эхом. Все было как всегда. Ночь, головная боль, тошнота, обрывки в памяти, и близость дома.
Покачиваясь, Алексей развернулся и двинулся по привычному маршруту – мимо магазина, занимавшим весь первый этаж, к самому концу здания. Там нужно было свернуть, взять чуть правее, и, пройдя через центр двора, прямо по площадке, выйти к дому. Своему дому.
Кобылин застонал, предвкушая тот момент, когда
