легкомысленной и веселой, поэтому, а больше от зависти к ее красоте и молодости, испытывала к ней неприязнь. Ей давно хотелось насолить Насте. Они молча, недоброжелательно посмотрели друг на друга.
– Здрасьте! Никитична, я ведомость и отчет принесла.
– Здрасьте, здрасьте! – проронила Никитична голосом, соответствующим ее взгляду. Отодвинувшись от стола и согнувшись, она стала рыться в ящиках. Настя наблюдала за ее движениями с затаенным молчаливым отвращением. Она и так не терпела Никитичну, а теперь точно знала, что это она распустила сплетни и в душе люто ее ненавидела.
Вслед за Настей в бухгалтерию вошла Нина Чернышева, та самая девушка, от которой Эрудит ждал в армии письма: свехенькая, в новенькой светлой кофточке; в ее руках были тоже какие-то бумаги. Поздоровавшись с Настей вкрадчивым голосом, она посторонилась, прислонилась к стенке и исподтишка бросала на Настю взгляды. Потом стала рассматривать ее искоса снизу вверх. Настя повернула к ней лицо – Нина во все глаза смотрела на нее. Настя поняла, о чем она думает, равнодушно отвела взгляд в сторону и покраснела: краска медленно заливала ее шею и щеки. Нина заметила это, на ее губах мелькнула улыбка. Она подошла к другому столу, что-то проговорила и вышла.
Никитична, наконец, нашла то, что искала, и соблаговолила снова обратить на Настю внимание. Она протянула руку за документами и как бы между прочим заметила:
– Гарного хлопца ты себе подыскала… Кучерявого… Ни чета Семену.
Настю слова эти вогнали в краску еще сильнее, она пришла в замешательство. Но надо было что-то ответить, и она сказала:
– Да что вы говорите? И все-то вы знаете. Кого же это я подыскала? Никитична ликовала: пусть знает свое место.
– Ну, как – кого? – певучим голоском проворковала она. Лицо ее выразило наигранное недоумение. Так бывает у людей, ни в чем не сомневающихся, которые обо всем судят с уверенностью, которые всегда правы. Кивнув на окно, она сказала нарочито громко: – Того, у которого прямо среди улицы висела на шее. Вы представляете? Прямо среди улицы с любовником целовалась. Я такого еще ни разу не видала.
Настя выслушала, и вдруг ею овладел приступ отчаяния.
– Что-то вы заговариваться стали? Как бы крыша не поехала. Во-первых, ни у кого я на шее не висела; а во-вторых, ты моего Семена не трогай. Хороший ли он, плохой ли, зато мой. Вас абсолютно не касается, какой он. У вас и такого нет. И никогда не будет. Кому вы нужны со своим длинным языком!
Не ожидавшая от Насти подобной реакции, Никитична переменилась в лице, почувствовала себя оскорбленной, но что поделаешь? Помимо всего прочего, она считала Настю малокультурной, пререкаться с ней – значит, ронять собственное достоинство. И она промолчала. Именно так, казалось ей, должен поступать воспитанный человек.
Настя круто повернулась, но в эту секунду в дверях показался… Вадим. Никитична озарилась ехидной улыбкой:
– Проходи, проходи, вот
