давно-давно. Дети принесли в эту любовь счастье, без всякого сомнения. Их было двое близнецов, безудержно катающихся теперь взад-вперед по квартире по паркету и коврам, и забота о них, как и нежность, сжимающая горло, были спасительным якорем ее чувств, как и надежным пожирателем всей оставшейся энергии и любовных поползновений. И все-таки сильнее всего она любила его, с той же отрешенностью, безудержностью, с которой вдруг поняла, как важен он в ее жизни, когда они только познакомились.
Было это на корпоративном праздновании Нового Года в большом петербургском ресторане, на Большой Морской улице. Притушили свет, на сцену вслед за выступлением сотрудников вышли странного вида роскошные гейши в разноцветных одеяниях и начали медленно танцевать. Она отвернулась на сцены и вдруг заметила, что рядом сидит очень жизнерадостный мужчина и упорно смотрит прямо на нее.
– Вы танцуете?
Вопрос был столь странным и старомодным, что она даже не обратила внимания на то, что мужчина, по всей вероятности, действительно, приглашал ее танцевать, и слегка удивился, что она вместо ответа продолжала сидеть и молча смотреть на него. Когда они, наконец, вышли на середину зала, она, поняла, что внутри все каким-то странным образом ожило, заныло. Почувствовала этот внезапный прилив чувств, в считанные минуты, как будто бы ощутила вживую постепенно растущую рану на сердце. Ей было страшно больше всего от того, что осознание этого внезапно нахлынувшего чувства было слишком быстрым, молниеносным. От него пахло немного более едким одеколоном, чем обычно нравился ей, и, как она подумала почти сразу, запах этот практически ее парализовал, как будто ей ввели шприцем отраву под кожу, помимо ее воли.
Сколько она себя помнила, всегда мучилась, почти сразу после того, как познакомилась с ним. Она была очень эмоциональной, и в этом, ему, конечно, – неровней, потому что все время хотела быть с ним рядом. Скрывала это даже от самой себя, стыдилась. Знала, что не любовь, а просто животная привязанность. Уже давно такой была, сама от этого переживала ужасно, но ничего особенно правильного поделать с этим не могла. Прирастала сиамским близнецом к тому, кого любила, и тем самым, сразу отдаляла любого человека на почтительное расстояние, вызывая раздражение, как только он в этом убеждался. Алексей не мог быть исключением.
Он был улыбчив и добр, и казался теплым настолько, что она, просыпаясь ночью, ловила себя на мысли, что не спит только для того, чтобы представить, о чем они говорили сегодня, как он наклонился к ней и ее поцеловал. Длилось это единение душ, впрочем, совсем недолго. Бессонные ночи, письма, прогулки. Радостное счастье такое короткое почему-то, а на смену ему… А потом остались только промежутки между встречами и недомолвки, его плохое настроение, его проблемы, снова прохладные встречи, отсутствие его проблем, как и тем для разговора. Поссорились, помирились, поженились, развелись, снова поженились. Прохлада семейной жизни была еще более странной, но заботы поглотили отчаяние, и снова появилась неосознанная надежда. Ей все чаще казалось, что все это происходит
