говоря, кажется, что во всём мире не наберётся этих несчастных пятнадцати тысяч, хотя, на самом деле, наверное, наберётся, и даже не раз. По телевизору говорят, на Земле их осталось несколько миллионов.
На мгновение Эмбер становится страшно. Знакомый ей мир неожиданно оказывается таким маленьким, почти крошечным, пылинка на руках у ребёнка, в то время как на самом деле таких пылинок сотни, если не тысячи. Но страх быстро проходит, уступая место восторженному ожиданию: ей не терпится встретиться с этими сотнями новых пылинок. Ей действительно хочется их увидеть, услышать, узнать.
– А почему четыре дорожки? – спрашивает она.
– Вас шестнадцать. Мы планируем четыре заезда по четыре человека, отсюда и четыре дорожки. Точнее, если говорить откровенно, то сначала, исходя из возможностей поля, появились четыре дорожки, а потом уже было принято решение о количестве человек и заездов.
– Значит, на каждой дорожке будет по одному участнику. – Эмбер пытается представить, как будут выглядеть эти дорожки, но боится спросить напрямую. Догадки Калани всё ещё звучат у неё в голове, но она не знает, может ли Лилит рассказать ей об этом.
Если уж на то пошло, Эмбер не знает, имеет ли Лилит вообще право ей хоть о чём-то рассказывать.
– Да.
– А почему не все сразу? Одна большая трасса и все шестнадцать участников…
Они останавливаются перед одним из входов. Широкие двери выглядят новыми, крепкими, как будто их только что закончили устанавливать. Кто знает, может быть, так и есть: на них не видно ни царапин, ни выбоин, никаких следов времени и разрушения.
Внутрь Лилит не заходит.
– Не пойми меня неправильно, – она едва заметно хмурится, – но это слишком опасно. Я не хочу сказать, что все люди такие, но всё же… Если совместить все дорожки в одну и выпустить туда сразу всех участников гонки, неминуемо начнутся беспорядки. Никого конкретно не имею в виду, но где гарантия, что люди не начнут мешать друг другу на трассе, чтобы добраться до финиша первыми? И где гарантия, что в таком случае обойдётся без жертв? – Эмбер молчит, так что Лилит отвечает сама: – Гарантии нет.
«Когда дело доходит до живых мертвецов, то никаких гарантий не может быть в принципе», – хочет сказать Эмбер. Она впервые (не то чтобы у неё было на это достаточно времени) задумывается о том, что без жертв может не обойтись, даже если организаторы гонок прыгнут выше головы и сделают всё возможное для того, чтобы обеспечить участникам безопасность.
Гонки – это спорт, а в спорте не бывает без травм. Да, она не застала его времена, но она листала спортивную энциклопедию в школьной библиотеке (их школа – одна из немногих, где сохранилась хорошая библиотека, почти везде их разграбили, и Эмбер чувствует некоторое душевное родство с грабителями, которым из всех вещей на свете больше всего понадобились журналы и книги). Она знает, что на поле и на катке, на лыжной трассе и в бассейне, на гимнастическом снаряде и в открытой воде всегда были те, для кого спортивная карьера заканчивалась
