нельзя? – удивился я. – Красота то, какая! Хоть умыться в такой водичке.
– Нельзя.
– Почему, нельзя? – спокойно, деловито, словно ничуть не удивившись, поинтересовался Игорёха.
– Нехорошее озеро.
– Правда?
– Да.
– Разве может такая красота быть нехорошей, – не унимался я.
– Может. В этом озере хозяйка воды живёт.
– Русалка, что ли?
– Нет. Злой дух, повелевающий водой, – пояснил Лёха.
– Не злой, – поправил Адуш.
– Как, не злой, если она людей в воду утягивает? Добрый, что ли?
– И не добрый. Просто дух. Хозяйка воды водой повелевает. Весной превращается в огромного зверя и взламывает рогами лёд на реках и озёрах. Она может и в воду затянуть, и помочь. Тут, как она захочет. А это – её дом. Близко нельзя подходить, чтобы не потревожить её.
– И, что, никто не тревожит?
– Нет. Видишь, тропа до озера не доводит. Сюда, даже, зверьё на водопой не ходит. Смотри на Бурана. Даже из-за деревьев не показывается.
Собака, действительно, осталась за толстой сосной и тревожно смотрела на нас. Адуш повернулся и пошёл по опушке, оставляя озерцо с правой стороны. Мы двинулись за ним, временами поглядывая на такую красивую, но опасную в своей иррациональности, природу. Они вышли из-за камней, когда мы, уже, почти обогнули озеро и приблизились к горной гряде на той стороне. Четыре волка, необычайно крупных, редкого белого окраса, оскаливших свои пасти и плотоядно смотревших на нас своими красными глазами. Красными? Почему красными? Я всегда считал, что у волков глаза должны быть жёлтыми.
Внезапно возникшее чувство опасности, не такое, какое было ещё минуту назад, а раскалённое, ослепляющее и, почти лишающее воли, паническое по своей сути, неожиданно сильно обострило зрение. Я, совершенно чётко, видел каждый волосок на морде зверя, стоящего напротив, его жёлтые клыки, с которых на прошлогоднюю хвою и выступающие из земли камни падала белая пена, прижатые к голове острые уши и эти красные злобные глаза с, почему-то, вертикальными зрачками. Что-то мешало мне, не давая сделать шаг. Я бросил взгляд вниз и увидел прижавшегося к моей ноге Бурана, оскалившего клыки, но, даже не делавшего попытки броситься на врага.
Игорёха вскинул карабин и выстрелил. Звук выстрела вывел меня из состояния оцепенения, и я тоже выпустил пулю прямо в эту клыкастую морду. Что за чёрт? Не мог же я разучиться стрелять? А стрелял я хорошо в своё время. Сейчас, я готов был поклясться, что тяжёлая пуля калибра 7,62 миллиметра, вошла точно в оскаленную пасть. Но волк стоял, как, ни в чём не бывало, только ниже пригнув голову к земле, и глухо, угрожающе, зарокотал горлом. Я выстрелил ещё раз, и ещё, безрезультатно. Над ухом грохотал карабин Игорёхи. Судя по его растерянным возгласам, у него, похоже, то же самое. Лёха, даже не стал стрелять и опустил карабин, видя всю бесперспективность этого занятия, и обернулся к Адушу, который даже не снял с плеча своё ружьё, а вместо этого, зачем-то
