рассказывать Ханна.
– Когда я только познакомилась с Малкольмом, – сказала доктор Релф, – я поступила довольно безрассудно. Выяснилось, что у него есть отличная возможность добывать нужную мне информацию. И я воспользовалась случаем. В трактире своих родителей или где-то еще он иногда подслушивал разговоры, стоившие внимания. И еще я получала и передавала через него сообщения. Он рассказал мне об одной отвратительной организации – Лиге святого Александра, которая вербовала школьников, чтобы те доносили на своих родителей в Магистериум.
Лира уставилась на нее:
– Звучит, как… Как будто мы в шпионском романе. Трудно поверить.
– Еще бы. Но дело в том, что политическую борьбу приходилось вести тайком, анонимно и подпольно. Это были опасные времена.
– Значит, вот чем вы занимались? Всякой политикой?
– Вроде того. Но ты говоришь так, словно все это уже в прошлом. А на самом деле нет. Все продолжается. И в каком-то смысле стало даже труднее. Вот, например: сейчас в парламенте выдвинули на рассмотрение так называемый Билль об исправлении исторических аномалий. Это преподносится как обычная чистка законодательства – способ избавиться от множества старых установлений, лишившихся прежнего смысла или не имеющих значения в современной жизни. Таких, например, как неподсудность духовенства светскому суду, или право некоторых гильдий на отлов и употребление в пищу журавлей и лебедей, или право на сбор подаяния, закрепленное за некоторыми монашескими орденами, которые давным-давно распущены. Одним словом, старинные привилегии, которыми никто не пользуется уже много лет. Однако среди всего этого старья, подлежащего отмене, хитро запрятано и право на убежище для ученых, которое все еще тебя защищает.
– Защищает меня? От чего? – Лира заметила, что ее голос дрожит.
– От Магистериума.
– Но какое ему до меня дело?
– Этого мы не знаем.
– А разве в парламенте никто этого не заметил? Никто не выступил против?
– Это очень сложный, замысловатый и пространный образчик законотворчества. Мои источники сообщают, что его выдвинули по настоянию одной организации, которая набирает силу в Женеве, – это так называемый La Maison Juste, «Дом справедливости», и с ним все обстоит серьезнее, чем кажется. Я полагаю, он связан с Дисциплинарным судом консистории. Они это так хитро провернули, что бороться почти бесполезно – тут нужен глаз орла и терпение улитки. Был один член парламента, Бернард Кромби, который выступал против этого билля, но он недавно погиб – как утверждают, в дорожной аварии.
– Я об этом читала, – сказала Лира. – Это случилось у нас, в Оксфорде. Водитель сбил его и даже не остановился. Вы хотите сказать, что это было убийство?
– Боюсь, что так, – ответил доктор Полстед. – Мы знаем, что его убили, но не смогли бы доказать этого в суде. Важно, что защита, на которую ты могла рассчитывать с того самого дня, как лорд Азриэл вверил тебя опеке
