выдержат. Особенно если учесть тридцатикилограммовые боевые костюмы.
– Не дойдём мы днём, – вздохнув, Григор вслух высказал свои опасения.
– Значит, мы должны идти ночью, а ложиться спать днём. Если пойдём по тому же самому маршруту, по которому пришли, то скорее всего, с нами всё будет в порядке. Следов людей мы тут не обнаружили.
– Да, но странно, что мы не нашли и наш уехавший трактор, – вспомнил Григор. – Разве он не должен был прибыть сюда, к планетарию?
– Да, должен был. Но могло случиться что угодно. Он мог упереться в баррикады, завалы, или перевернуться в какой-нибудь яме на дороге. А ещё в него несколько раз попали и могли повредить навигационные модули. В конце концов, его могли просто угнать, как едва не угнали прямо с нами.
– Так или иначе, транспорта у нас больше нет.
Илларион кивнул.
– Тогда пошли назад прямо сейчас, Лар. А там где-нибудь переночуем.
Влаки направились в обратный путь. Григор молчал, сжимал в руках автомат и при том почти не смотрел по сторонам. Было очевидно, что увиденное в планетарии выбило его из колеи. Но он даже не хотел это обсудить. Возможно, считал себя виноватым в том, что рискнул своей головой сам и вытащил с собой Иллариона только ради того, чтобы увидеть пустые стены.
А вот Илларион, в то же время, наоборот почувствовал небывалую лёгкость. Да, пускай они не нашли работающих механизмов планетария. Но ему казалось, что он нашёл что-то другое. Он нашёл ответ на свою жизнь. И уже не было так уж важно, что ждёт их по возвращении. Илларион понял, что ему не место в Доме. Дом давил на него со всех сторон, давил высоким зданием доминиона, давил крепостными стенами, обрядами, церемониальными одеяниями, обычаями и правилами. Здесь, в Старом городе, он стал свободен. Он ощутил вдруг всю тщетность бытия, всю тщетность попыток построить «правильный» мир, каким бы красивым и чистым он не казался. У людей, построивших Старый Волгоград, всё тоже было красиво и чисто. При том они были куда свободнее нынешних обитателей Домов. Но сгинули без следа. Так стоит ли отдавать свою жизнь во власть написанных и придуманных другими людьми правил? Ведь пройдёт сотня-другая лет, и не останется ни этих людей, ни их правил, а крупицы сведений о них потомки будут извлекать из истлевших обрывков газет и книжных страниц, а может быть, если повезёт, из обломков кристаллов памяти, но сути вопроса это не изменит.
А какой здесь был воздух! Илларион чувствовал, что до этого он никогда и не дышал. Территория вокруг Дома была зачищена: ни деревьев, ни дикорастущих трав и цветов. Только сельхозугодья. И совсем другой запах.
А ведь было ещё и ощущение опасности. То, чего лишён был Илларион, но с чем всю жизнь прожил Казимир. То, что Илларион мог ощутить только во снах. Ощущение опасности предавало остроту жизни. Сейчас, пройдя через самый настоящий обстрел, Илларион был уверен, что легко справится с любой трудностью в жизни. Да даже и тот путь, что им теперь нужно было проделать,
