ты даешь, братан! Корчишь из себя валенка, а дела щелкаешь как орешки. Раз он сидел, я его точно достану. Вперед ментов. Те еще не в курсе, да?! Ладно, бывай, за мной не заржавеет, сочтемся!
В порыве благодарственных чувств он встряхнул меня за плечи. Несмотря на три судимости, у него были чистые руки. Только одна-единственная татуировка между большим и указательным пальцами: МИЛА.
Глава 4
НАСЛЕДНИЦА
В справочнике телефонных абонентов значились три человека с фамилией Заступины. Правда, никто из них не обладал инициалом М. Удачи я добился с третьего раза.
– Алло, это Мария?
– Нет, это Наталья, ее сестра.
– Мне бы Марию.
– А разве вы не знаете, что она здесь больше не живет?
– Откуда? Мы виделись слишком давно, когда вместе учились.
– Правда? Уверена, Маше будет приятно. Записывайте адрес, телефон у вахтера, да, это семейное общежитие, спросите Марию Семину из четырнадцатой комнаты.
– Премного благодарен.
– Не за что. До свидания.
Я решил не оповещать Марию о своем визите и тут же выехал к ней.
Семейное общежитие оказалось некогда желтым, а теперь бурым зданием, давно утратившим надежды на реставрацию. Там, где побелка вовсе отслоилась от стен, выступала на всеобщее обозрение добротная кладка из серого кирпича. Тамбур был забит велосипедами, детскими колясками, санками, клюшками, лыжами, а также рухлядью, для которой не нашлось бы никакого применения. Вахтерша с бульдожьим лицом пила чай из алюминиевой кружки, расплескивая его и дуя на обожженные пальцы. Я прошел в паре шагов от нее, и она не заметила этого. Затем минут десять я бродил по первому этажу, прежде чем понял, что все комнаты здесь имели уже трехзначные номера. Комната номер четырнадцать (скромная обитель Марии), впрочем, как и комната номер один, занимала последний четвертый этаж. Объяснить подобное оказалось выше моих сил.
На мой стук открыл пухлый мальчик лет восьми. Стрижка под горшок, перемазанный шоколадом рот капризного ребенка.
– Тебе кого? – недовольно спросил парнишка.
– Может, все-таки вам?..
– Ее нету, – категорично заявил малец.
– Кого?
– Мамки.
– А скоро придет?
Молчание, пожатие плеч.
В полурастворенную дверь я обозревал часть комнаты, оклеенную безвкусными розовыми обоями. В углах, под потолком, серела паутина. Вдоль стены, впритык друг к другу, жались пошарканный шкаф, смятый диван и высокое старое зеркало. В его выщербленной пыльной поверхности отражалась другая часть комнаты, издевательски взирающая на свою ближнюю половину. Мне удалось увидеть огромный новый телевизор «грюндиг» и яркий ковер во всю стену. Уже первого взгляда было достаточно, чтобы судить о ручной работе этого мягкого пестрого изделия и о его щекочущей цене. Заподозрив что-то неладное, мальчик захлопнул дверь.
Я
