монахам «под жестоким на теле наказанием» не разрешалось держать по кельям «писем, как выписок из книг, так и грамоток светских… чернил и бумаги»?
И тут, наверное, можно было бы порассуждать, дескать, не отпускала Русь своего святого в воздвигнутый на болотистых берегах Невы город, где и говорят-то не по-русски, а на каком-то особом вавилонском наречии…
«Пожалуй, не найти другого такого города, где бы одни и те же люди говорили на столь многих языках, причем так плохо… – писал о Петербурге все тот же фон Хавен. – Но сколь много языков понимают выросшие в Петербурге люди, столь же скверно они на них говорят. Нет ничего более обычного, чем когда в одном высказывании перемешиваются слова трех-четырех языков. Вот, например: „Monsiieur, Paschalusa, wil ju nicht en Schalken Vodka trinken, Isvollet, Baduska“. Это должно означать: „Мой дорогой господин, не хотите ли выпить стакан водки. Пожалуйста, батюшка!“. Говорящий по-русски немец и говорящий по-немецки русский обычно совершают столь много ошибок, что строгими критиками их речь могла бы быть принята за новый иностранный язык. И юный Петербург в этом отношении можно было бы, пожалуй, сравнить с древним Вавилоном».
Сравнение Петербурга с Вавилоном отражало, как нам кажется, не только языковую ситуацию в юной столице… Так что вполне можно было, рассуждая об этом, перейти к описанию знаменитого шлиссельбургского пожара 1724 года, в огне которого побывали в Шлиссельбурге святые мощи Александра Невского…
Воистину воля Петра I – это воля Петра I, а воля Божия – воля Божия. И ничего не совершается в мире вопреки Божией воле.
Грозным предупреждением обернулось само перенесение в Петербург святых мощей Александра Невского.
Давно уже завершились торжества в честь годовщины заключения Ништадтского мира, и в Шлиссельбурге, препроводив мощи к Пушечной пристани на Неве, остановились, ожидая дальнейших указаний императора.
Император молчал.
Наконец пришел указ Святейшего Синода – разместить святые мощи в Шлиссельбурге, поставив их в каменной церкви.
Здесь и попали они в знаменитый шлиссельбургский пожар.
Подобно пожару, охватившему церковь Рождества Богородицы 13 мая 1491 года, когда распространилась в Москве ересь жидовствующих, шлиссельбургский пожар очень близок по времени к Петровским реформам Русской Православной церкви.
Увы… Петр I не внял и этому грозному предупреждению.
Грандиозные забавы «всешутейного собора» занимали его внимание.
Шлиссельбургский пожар почти совпадает по времени с устроенным Петром I гулянием в Санкт-Петербурге. Еще никогда столько шутовских масок не окружало первого русского императора, маски и шутовские наряды заполнили тогда дворцы и улицы Петербурга.
«По улицам Петербурга прогуливались и разъезжали голландские матросы, индийские брамины, павианы, арлекины, французские поселяне и поселянки и т. п. лица: то были замаскированные государь, государыня, весь сенат, знатнейшие дамы и девицы, генерал-адъютанты, денщики
