птицы с ее последующим превращением в магическую жену вообще приглашало в такие кудрявые аллеи народного ума, что без эскорта тяжеловооруженных феминисток я бы туда не сунулась.
В общем, сказка доставила, но в практическом смысле никаких выводов я не сделала. Прыжок на гигантской лягушке за огненную реку. Ну да, запомним – и при случае повторим.
А дальше события стали развиваться стремительно.
Вечером ко мне заявился Антоша. Хорошо подкуренный и весь такой экзистенциальный. Он сообщил, что наконец создал нечто «вполне гениальное». Я приготовилась опять слушать его музло и умно кивать – но это, как оказалось, был текст.
Новый «японский отрывок», как он сообщил с характерным тетрагидроканнабинольным подхихикиванием.
– Хорошо, – сказала я, – оставь почитать.
– Нет, – ответил Антоша, – ты сейчас прочти. Прямо сейчас.
– Что, целиком?
– Там две странички всего…
И он протянул мне эти самые две странички, уже прилично захватанные пальцами – видно, весь день делился с соратниками.
Я стала читать.
Принц Иван, пожилой мастер лука, вышел на крыльцо и пустил стрелу с раздвоенным наконечником к горизонту.
Через несколько дней люди в зеленом остановили его паланкин в лесу. На поляне перед паланкином сидела известная в тех местах лягушка-оборотень по имени Кусука-тян. Говорили, что когда-то она была супругой трех сегунов и двенадцати дайме, но в этой ли жизни или прежде, никто не знал.
Лягушка-оборотень держала пущенную принцем стрелу острыми зубами, растущими в три ряда – и успела уже перекусить ее в нескольких местах.
Увидев принца Ивана, лягушка сказала:
– Скорей неси меня в замок, принц Иван! Ты поцелуешь меня, и я стану прекрасной принцессой!
Принц Иван улыбнулся краем рта, посмотрел ввысь, слегка натянул лук и молвил:
– Что есть красота?
– Как же так? – поразилась лягушка. – Ты колеблешься?
– Видишь ли, милая, – ответил принц Иван, – когда постигаешь природу пути, говорящих лягушек более незачем превращать в прекрасных принцесс… Да и кто я такой, чтобы вмешиваться в поток трансформаций?
И сделал слугам знак идти дальше.
Однако думать о встрече не перестал – и, вернувшись в замок, так сложил:
Двадцать лет с говорящей лягушкой.
Вонь шанели. Измены. Печаль.
Рим и Капри. Собачки. Подружки.
Маски. Позы. Последний причал.
Я шепну ей на лунной подушке:
«Как бессильны пустые слова
Передать то, что чувствуют души…»
И лягушка ответит мне: «Ква…»
А потом захрапит. Станет скучно.
Я скажу
