больше впечатляла история про тёмного бессмертного Кира, который сдвинул Луну и закрыл ей Солнце на целый день, сказав сыну, что дарит ему ночь. Светлые, конечно, не оценили изящества жеста. Игорь понимал, что такое подарить нечто, что не подарит никто другой, подарить то, что во всём мире сможет оценить лишь тот, кому предназначен подарок. Светлые не понимали этого, им не дано было понять. Угробить столько сил на то, чтобы закрыть Солнце, это выше их понимания. А Игорь представлял себе двоих, стоящих во тьме, чувствующих, что они одни в целом мире. Отец и сын. Отец, своим подарком говорящий, что хоть он и отвечает за жизни людей, за соблюдение закона, за чёртову уйму важных вещей, ради сына готов перевернуть мир, и тогда вместо дня воцарится ночь, а на небе вспыхнут драгоценные россыпи звёзд.
Кир подарил сыну эти звёзды и этот венец – венец всех венцов – солнечный обод, выглядывающий из-за тёмного круга Луны. Кир лучше всяких слов показал, как важен для бессмертного наследник. Это был венец из венцов для царя из царей. В тот день мальчик получил в подарок власть над всем миром, и род его спустя 25 веков процветал и не забывал о даре великого предка.
Эту историю Игорь узнал от самого Гедеона, наследника Кира. Что же до него самого, никаких чудес Игорь не демонстрировал. Для того, чтобы проявить в глубине себя что-то чудесное, требовались яркие эмоции, вдохновение. Тогда всё произойдёт само собой, а пока не было наследника. Игоря печалило одиночество, но печаль не из разряда ярких чувств. Никакого вдохновения он за собой не помнил.
Бессмертный боролся против одиночества. Он мечтал о сыне. Попыток обзавестись наследником было предпринято множество. Когда самый естественный метод не дал незамедлительного результата, Игорю тогда было семнадцать, прибегнул к медицинским разработкам. На Игоря работал врач, проверяющий его на совместимость со всеми подругами с тех пор, как Игорь впервые понял, что просто не будет. За годы доктор так и не улыбнулся. В начале, после первых тестов, врач переживал, никак не мог прийти в себя, увидев, как сперматозойды раздирают яйцеклетку, но потом оправился. Игорь ценил его за нервы.
Ещё было семь. Игорь остановился в пятнадцати минутах от дома. Оглядываться не приходилось. Нюх и слух сообщали обо всём, что нужно знать: ничего подозрительного. Талая вода, гниение банановой кожуры в урне, память о карамели в пустом фантике, высовывающем внутренний белый край из-под нижней ступени подъезда, пыль в углу у забранной в решётчатый доспех лампы, неприглядный псины в квартире на первом этаже, что-то небольшое, что-то нестарое, остальное перебивал капустный трёхдневный суп. Звуки – дыхание, смешанное с храпом. Поздновато спать, пора на работу, некоторым не помешало бы тщательно помыться… Но смертные любят спать, больше чем необходимые гигиенические процедуры.
Припарковался чуть в стороне. Снаружи запахи навалились сильнее. Бессмертный не дал себе времени пообвыкнуться. На подъезде с косеньким козырьком не было вывески.
