дожидаясь ответа, Санчо отшвырнул тело чицы подальше в траву.
– Флягу давай, водохлёб.
Он сам отпил совсем немного, прополоскал рот, проглотил. Потом решительно завинтил фляжку и отложил в сторону, прикрыв от палящего солнца краем рюкзака.
– Ждём вечера. Я и с той стороны холма глянул: не прорвусь один. Из тебя боец – как из говна пуля, да и оружия нет. Ты на ножах хоть умеешь драться?
– Нет…
– Младенца ответ! – передразнил его Санчо. Впрочем, беззлобно и с какой-то задумчивостью в голосе. Он жевал длинную травинку, поглядывая на караван. Там всё было спокойно. Один из коричневых ряс только отходил в сторону, свистел что-то довольно громко, вглядываясь в небо.
– Ящерку свою зовёт, – догадался Вран.
– Типа того. Но это он до-о-олго будет звать.
Солнце перевалило за полдень, жара стала звенящей, настоянной на запахе трав. От реки, до которой было не так уж и далеко, толку в смысле свежести никакого. Вода во фляжке, несмотря на суровый тон Санчо, убывала довольно стремительно. Вран бы сейчас с удовольствием искупался, но где там… Между ними и рекой было почти полтора десятка препятствий. Потных, злых, вооружённых.
– Слушай, – лениво спросил наёмник. – А ты чего вообще умеешь? Надо ж знать, что за юный падаван мне достался.
Словечко было незнакомое, но Вран догадался, что это нечто вроде ученика. Или его матерно обругали только что, а он и не понял. Тоже, конечно, вариант.
– Читать. Писать. Рыбу ловить. Охотиться – но без огнестрельного, у нас его и не было. В кожах разбираюсь, отец обучил. При воспоминании о погибшем кожевеннике Вран было загрустил, но Санчо не дал ему впасть в тоску.
– Ещё что?
– Со скотиной управляюсь, деревенский же. Плаваю хорошо. Могу лодку сделать, на вид некрасиво выйдет, но не потонет. Бабы меня любят…
– Это ты им рассказывай, мне не надо. С луком как?
– Ну… Так себе. Руки слабые. Мачеха говорила, наследственность у меня плохая. Мать-то была маленькая, худенькая. Ростом я ничего, а вот сил маловато.
– Это тебя в вольном отряде не гоняли, парень. Дело наживное. Так… Смотри, нам надо этих скотов перебить. Я над Антошкиным телом поклялся, что ни один не уйдёт, да и у тебя… Есть причины. Автомат есть. Почти два магазина патронов – есть. Нож даже имеет место. Но я, как боевая единица, против четырнадцати не сыграю. Их или отвлечь надо или разделить как-то. Слушай, а ты можешь бабку изобразить?
– Бабку?! – оторопел Вран. – Это как?
– Ну так: старая, горбатая, с палкой. Будем из тебя живца делать.
Санчо достал из рюкзака тонкую накидку. Вещь была хитрая – с лицевой стороны зелёная, в каких-то пятнах и разводах. Камуфляж, но странный какой-то. А с изнанки – тёмно-серая, будто выношенная годами холстина. И с капюшоном, который тоже выворачивался на оба цвета.
– Палку я тебе в лесу добуду, любо-дорого смотреть будет. Ноги тощие, грязные, сапоги снимешь, никто и не почует подвоха.
