летят. Жаль, вы не следите. Сейчас по ящику такие идут споры – телезлодей Кенарев от зависти сгрыз бы свой лиловый френч. Михал Саныч Гурьев, нынешний мэр, у нас экономист, лауреат и тэ дэ. У него главная песня одна – надо думать о будущем и пополнять городской бюджет. Наша нерезиновая еще, мол, год проживет за счет конфиската, а потом? Опять доить регионы? Лучше уж самоокупаемость. Нерадивые московские водители тоже могут кое-что принести в казну.
– И что космонавт? Неужели против?
– Категорически! – ответил Сергей Петрович. – Не для того, говорит, я в невесомости маялся и ультрафиолет глотал, чтобы дома портить людям жизнь. Раз уж, говорит, в околоземном пространстве движение тел подчиняется законам физики, то и на дорогах Москвы этих законов достаточно. А значит – никаких штрафов по пустякам. Закрытые проезды – открыть, стоянки повсюду – разрешить, двойную сплошную оставить, но за ее пересечение брать по-минимуму, если не возникло аварийной ситуации… И ведь добился уже, молодец, кое-чего. Заметили, да? Теперь гибдэдэшникам труднее нас ободрать.
Я выглянул в окно и понял, что дорожных знаков по пути следования и вправду стало намного меньше, чем я привык видеть на улицах: пропали из виду грибницы красно-белых и красно-синих кружков с цифрами, стрелками и перечеркнутыми пиктограммами. Въезды во дворы освободились от полосатых зарослей шлагбаумов. Я почувствовал, что в окружающем меня уличном пейзаже не хватает еще одной привычной детали… Ну где ж они, родимые?
– Быть не может… – выдохнул я. – Этот Юржилин – он что, и эвакуаторы убрал?
– Все, подчистую. – Сергей Петрович притормозил на «зебре», пропуская стайку деловитых бабулек с плакатами. На одном из них я увидел надпись «Верните ей эфир!» и жестоко нарумяненное лицо актрисы из старого фильма про обманутую бесприданницу. – Штук триста самых древних экземпляров сразу сдали в металлолом, те, которые поновее, по дешевке продали в Монголию, а вместо штраф-стоянок теперь детские площадки.
Вот оно, безумство храбрых, с уважением подумал я. Такой подвиг только космонавтам по плечу. Удивительно, что в нашей клинике до сих пор нет парочки героев космоса. Они же первые в группе риска. Чуть зазеваешься – и в тебя вселился какой-нибудь циничный алиен. Или, наоборот, восторженный, но со своим инопланетным чувством прекрасного. Впрочем, любой алиен мне заведомо симпатичнее, чем вчерашняя медвежуть…
– А других космонавтов среди нового начальства случайно нет? – спросил я.
– Никто больше не хочет, даже бортовой компьютер с МКС, – хмыкнул Сергей Петрович.
Дождавшись зеленого сигнала светофора, он ловко вырулил на Большую Переяславскую. Я наблюдал из окна, как мимо нас лениво проплывает желтая раковина бензоколонки Shell, ее сменяет огромная розовая тетка с вывески «Русской блинной», а тетку с блинами – малиновый треугольник внушительного вида, логотип «Дельта-банка».
За полгода Москва заметно изменилась
