style="font-size:15px;"> – Сейчас! Иди ко мне!
Чьи-то руки бережно подхватывают Ринку. Мужчина, откинув полы своего длинного чёрного пальто, усаживает девочку на колени. Дует на коленку и шепчет:
– Сейчас пройдёт!
Не касаясь раны, он проводит рукой над коленкой. Кровь замирает, а потом неожиданно быстро начинает затвердевать. Рана покрывается коричневой корочкой. Ринка перестаёт плакать и заворожённо смотрит на пассы огромной мужской руки. Лица врачевателя она не видит. Только руку. Рука с длинными узловатыми пальцами, покрытая шрамами разной длины. Со временем раны зажили, но оставили белые рубцы и неровные края. Рука уродлива. Но для Ринки – прекрасна. Руки избавителя от боли.
– Ну вот, теперь можно и мазать! – говорит мужчина, передавая Ринку бабушке.
Та улыбается ему, как знакомому:
– Спасибо! Но как ты тут оказался?
– Больно, – тихо говорит мужчина. – А я чувствую. – И, не попрощавшись, уходит.
– Ну да, ты же – эмпат, – бормочет бабушка.
Ринка смотрит вслед Чёрному. Лица не видно. Только
прямая спина. И чёрное пальто. Очень длинное.
Чёрное… Длинное… Неужели?!
Ринка даже забывает о своей разбитой коленке. Тот парень в рекламе, бежавший по звёздам… Она ещё подумала: кого он напоминает? Кого?! Да того – Чёрного! Может, из-за пальто? А ещё в нём есть что-то от тёмного наваждения, испугавшего её утром. И он похож на того, кто отобрал у неё когда-то бабушкину «драгоценную» булавку. Но как такое может быть?! Если он лечил её в парке, то сейчас ему лет пятьдесят. В таком возрасте не побегаешь по звёздам. Или это его сын? Или просто совпадение?
Как много совпадений!..
– Рин! Рин! – Катенька лупит по двери ванной со всей силы.
Ринка вздрагивает и капает йодом прямо на рану. Вот это боль! Жуть какая…
А напротив её дома парень в чёрном пальто неуклюже садится в ожидающую его машину.
– Чёрт! – цедит он. – Она разбила коленку… а мне больно! – Внезапно глаза его расширяются, как будто он что-то вспомнил. – Так это она! Как я сразу не догадался? Варвара Петровна передала аграф не дочке-экстремалке, а внучке. Я-то всё время настраиваюсь на Светлину и не могу её почувствовать. Аграф где-то есть, а хозяйки нет. А ведь без согласия хозяйки аграф не взять. И нет бы мне принять в расчёт внучку! Как её зовут?
– Рина Каретникова! – отвечает ему из машины приятный баритон.
– Ри-и-на, – бормочет парень, пристёгиваясь. – Конечно, это она. И опять разбила коленку!
Катенька возилась на кухне у Ринки словно у себя дома.
– Садись, выпей чаю! Тебе сразу полегчает. Смотри-ка, я стихами заговорила.
Ринка, стараясь не опираться на ногу, тяжело, как старая бабка, доплелась до кухни и опустилась на стул.
Конечно, она не могла видеть, как где-то там, в машине, парень, стащив перчатки, делает руками пассы. Не могла слышать, как он шепчет:
– Сейчас!
