голову вверх. – Ты не возражаешь?!
В ответ только хлопнула дверь.
– В общем, она не против. Скорей одевайтесь и спускайтесь, Василий Васильевич! К утке что подать? Рис? Овощи? Может, поленту?
Меркурьеву показалось, что Нинель Федоровна пребывает в прекрасном расположении духа, не то что вчера или сегодня утром.
Что-то изменилось? Дом больше не продается, потому что один из покупателей свалился с маяка и убился до смерти? Или хозяин передумал продавать?
Или ему просто показалось?..
После дня в отделении – всевозможные вопросы, бумажки, протоколы, снова вопросы и бумажки, ожидание на продавленных стульях в холодном коридоре – Меркурьева не держали ноги. Он готов был даже от утки отказаться! Залезть бы сейчас в горячую ванну, погреться как следует, а потом спать, спать, но ему нужно было кое-что уточнить, и непременно сегодня.
Сотрясаясь всем телом, как при лихорадке, он стянул одежду, влез под душ и торчал под струями кипятка, пока мог терпеть. Потом вытряхнул из сумки барахло – прямо на пол. Получилась безобразная куча. Василий Васильевич порылся в куче, как собака в помойке, достал штаны – вельветовые, мягкие, любимые, – футболку и теплую кофту на пуговицах. Он быстро напялил одежду, поискал еще носки, не нашел и решил – наплевать.
Он уже почти вышел в коридор, но вид кучи, освещенной с одного боку электрическим светом, заставил его вернуться.
Одежду ему стирала и гладила Асмира. За это он платил ей большие деньги – рублей двести за всю кучу. В Бухаре это считалось солидным приработком, и многодетная степенная Асмира очень старалась. Перед отъездом в отпуск Василий Васильевич отнес ей одежду, она через день вернула – ровными стопками, вычищенную, выглаженную, кое-где даже пуговицы пришиты.
Теперь вся работа Асмиры валялась на полу – никому не нужная, словно попранная.
Меркурьев вернулся и принялся складывать вещи на диван.
«Я завтра все разберу и развешу, прямо с утра, – поклялся он себе. – Нет, с утра пойду бегать, а потом все разберу и развешу!»
Последними ему попались носки – кажется, Асмира носки гладила тоже, – и он с наслаждением натянул их на замерзшие ноги.
Итак, утка, водка и разговоры. Вперед!..
Общество собралось в гостиной, и Виктор Захарович был там, и Нинель Федоровна, и утренний гость – на этот раз без шляпы и саквояжа, в старомодном трехпуговичном пиджаке, похожем на сюртук, и нелепом галстуке. Лючия сидела в кресле возле камина, рядом маячил Стас, и было понятно, что за этот день он стал ее рабом. Стас то и дело взглядывал на красавицу, и если кто-то случайно закрывал ее от его взоров, сердился, вытягивал шею или пересаживался так, чтобы ее видеть. Он подносил ей то воду, то пепельницу – коричневая сигарета была заправлена в длинный янтарный мундштук, – то поправлял съезжавшее на пол меховое манто, уже другое, не утреннее.
Василий Васильевич, поглядывая на парочку, даже немного пожалел, что пропустил процесс обращения бородатого компьютерщика в раба.
Кристина
