отдыхайте! Завтрак попозже будет, чтобы все выспались.
Василий Васильевич взбежал по пологой деревянной лестнице, оберегая свой узелок, прислушался – было тихо, никаких подозрительных разговоров, – и постучал в соседнюю с собственной дверь.
– Кто там? – отозвались приглушенно. – Я уже легла.
– Это я, – прошипел Василий Васильевич. – Поесть принес.
Какое-то время ничего не было слышно, потом раздалось шуршание, шаги, и дверь приоткрылась.
В свете торшера Василий Васильевич увидел блестящий глаз.
– Еда, – сказал он и сунул в проем узелок. – Открывай.
Глаз моргнул. Потом дверь медленно распахнулась, и он вошел.
Комната вещуньи была такой же большой, как и его собственная, но какой-то другой. Окна оказались с другой стороны, не так стояла мебель, и обнаружился маленький эркер – точная копия того, в котором они сегодня завтракали с Кристиной. В эркере помещались круглый столик и два стула.
В распахнутой створке окна шумел буковый лес, а моря почти не было слышно.
– Мне кажется, я заболела, – шмыгая носом, призналась духовная дочь Сантаны.
– Разумеется, – согласился Василий Васильевич. – Целый день на ветру в каких-то лохмотьях!..
– Сари – самая удобная одежда в природе.
– И самая теплая, – подсказал Меркурьев. – Где свет зажигается?
В этом доме он у всех то и дело спрашивает, где зажигается свет!..
Он развязал салфетку с утиной ногой и рядом выложил соленый огурец и хлеб. Получился натюрморт.
– Садись и поешь, – предложил Василий Васильевич.
– Спасибо, – уныло отозвалась Антипия, приткнулась к столу и первым делом откусила огурец.
Василий Васильевич устроился напротив, молодецки закинув ногу на ногу. Антипию он рассматривал, совершенно не стесняясь.
Короткие светлые волосы торчали в разные стороны. Кожа на лице оказалась очень белой, на носу немного побрызгано веснушками. Кончик этого самого веснушчатого носа чуть-чуть загибался вверх, придавая лицу смешливое выражение. Маленькое ухо – Меркурьеву было видно только одно – плотно прилегало к голове, в мочке три дырки, но никаких серег.
Антипия мельком взглянула на него и вздохнула.
– Ты же была смуглая, – сказал он первое, что пришло в голову. – А сейчас белая.
Она опять вздохнула.
– У меня сто литров тонального крема, – объявила она. – Можно обмазаться с головы до ног.
– Зачем? Ты что, актриса?
Она помотала головой – нет, не актриса.
– Я вегетарианка, – объявила она и взялась за утиную ногу. – Как ты думаешь, Всевышний покарает меня, если я это съем?..
– Всевышнему нет никакого дела до твоего рациона, – сказал Меркурьев. – У него полно других забот. Ешь.
Ровными квадратными зубами она впилась в ногу, закрыла глаза и застонала.
– Каф
