style="font-size:15px;"> – Если он такой знаменитый, что же его из Москвы-то поперли? – ревниво спросила Алла.
– Да не из Москвы! – добродушно поправил Можаев. – Из Подмосковья. Сам уехал. Что-то в личной жизни у него не сложилось – бывает… А хирург он золотой, это я вам говорю!
– Гоношистый больно! – скептически заметила Анастасия Степановна.
– Характер! – развел руками Можаев. – Характер у нас у всех не сахар!
– Ну, уж про вас-то этого никак не скажешь! – засмеялась Алла. – Вы-то ко всякому подход имеете. Не зря вас в городе уважают.
Можаев смущенно отмахнулся и встал.
– Это знаешь как говорят? Первые десять лет врач работает на свою репутацию, а потом уже репутация работает на него… Так и я – живу старым багажом. Ну, ладно, девочки, с вами хорошо, а идти надо! Не в форме я, а ничего не поделаешь… Скажите мне «ни пуха, ни пера»! – Виновато улыбнувшись, он ушел во внутреннюю дверь.
Алла задумчиво посмотрела ему вслед и сказала:
– Хороший человек!
– Толку-то что – хороший человек? – брюзгливо откликнулась Анастасия Степановна. – Мало ли их, хороших, а кончают все одинаково. Помнишь Румянцева? Какой диагност был! А где он теперь? Сдох где-нибудь под забором. А все глотка проклятая! Помяни мое слово – и этого ничего хорошего не ждет, если не остановится!
Глава 2
Плужск – город небольшой, надежно затерявшийся в российской глуши, но цивилизация добралась и сюда. Просто диву даешься, откуда здесь столько роскошных иностранных машин. Они заполонили узкие кривые улочки, носятся туда-сюда с таким самодовольным видом, будто весь город принадлежит им. От их беспрерывного жужжания болит голова. А жарким летом ближе к вечеру становится совсем невыносимо, воздух пропитывается выхлопными газами, испарениями от раскаленного асфальта, и кажется, что вдыхаешь в себя что-то едкое, наподобие нашатырного спирта. На деревьях вянет листва, а тело зудит, словно за шиворот высыпали горсть песка.
Карина не любила это время суток. И себя в это время она не любила тоже. Она казалась себе в этот момент утомленной, постаревшей и нисколько не привлекательной. Может быть, все дело в том, что позади остались восемнадцать часов утомительной работы, тяжелая операция и нервотрепка до самого конца рабочего дня. А может быть, в том, что Виктор сегодня не сказал ей ни одного ласкового слова, даже не попрощался, только буркнул что-то сквозь зубы, будто она была лишь одной из многих.
Конечно, ему пришлось нелегко. Пожалуй, он имел право быть раздраженным и невнимательным. В одиночку прооперировать такого тяжелого больного, выдержать прессинг со стороны коллег, гнусные угрозы наглого родственничка – это не каждый сумеет. Но она-то чем провинилась? С первой до последней минуты она была рядом, так же отважно включилась в операцию, хотя, может быть, это было и не ее дело. Недаром Закревский все время ждал санавиацию, как бога ждал.
Ну, ясное дело – так бы он и доверил, чтобы такую шишку оперировал
