вероломного любовника. Вдали, по обе стороны, они плыли длинными линиями, бок о бок; вода изобиловала их стадами. Морская саранча, возможно, собиралась напасть на некую провинцию Нептуна, покрытую пушистой зеленью. И покорными и бесстрашными были они, как первые рыбы, которые плавали в Евфрате, почти не избегавшие человеческой руки, отчего Самоа поймал многих из них без приманки и снастей.
Они сформировали приличный эскорт, загребая впереди наших обросших ракушками бортов, как будто они были с нами с самого начала; ни один не испугался нашего судна, возвышающегося над водой, ни в малейшей степени не сожалея о потере товарища от руки Самоа. Они смыкали ряды и плыли дальше.
Как невинно, но как всё же бессердечно они смотрелись! Если бы доска выпала из нашей лодки и мы погрузились бы на дно, то, поверьте, наша весёлая свита уж точно отдала бы должное нашим останкам!
Но, тем не менее, у нас появилась компания; такая же дружелюбная, как и доставляющая удовольствие; помогающая самому Самоа в его охоте и Йилле, хлопавшей в свои ладоши, когда сияющие существа одновременным поворотом своих серебристых животов заставляли целое море пылать, словно полированный щит.
Но что случилось с нашим бедным маленьким бонитасом за кормой, который так тяжело плывёт, хлопая открывающимися пурпурными жабрами? Что там с ним, плетущимся позади? Это запутанная морская водоросль зацепилась за его плавники. Но забитый пловец напрягается, чтобы не отставать от своих товарищей. Но его отставание их мало заботит. Они уже далеко; всякая рыба за себя, и всякая рыба для Самоа.
Наконец бедный бонитас больше не виден. Бесчисленные плавники плывут дальше, a одинокие отстающие теряются позади.
Странные рыбы! Весь долгий день они были на нашей стороне, а ночью при бледных лучах луны блестели и сияли ярче кристаллов и зеркал, нежели при ярком золотом свете солнца. До чего же красиво они плывут, всю свою серебряную жизнь снуя туда и сюда между своими длинными рядами, касаясь своими носами и чистя их о знакомых. Никакого траура они не носят ни по бонитасу, что остался далеко за кормой, ни по безжалостно убитым Самоа. Нет, нет, одно ликование, подозрительное ликование и забавные шалости, лёгкие сердца и лёгкие плавники, весёлые спины и весёлые души. Отплывают, отплывают! Все мои весёлые плавники. Давайте бродяжничать в воде, давайте последуем за этой рыбой-монстром с обросшими ракушками боками, этой странной с виду рыбой, вылезающей высоко из воды, идущей без плавников. Что это за рыба? Что за лёгкое колебание? Действительно ли мы слышим дыхание морского монстра? Да ведь он заострён по обоим концам; два хвоста, так или иначе; у него нет ни глаз, ни рта. Какая любопытная рыба! Какая смешная рыба! Но ещё смешнее те дальние существа, что повыше, что находятся в пустоте позади, вцепившиеся в монстра, как змеевидные угри, которые цепляются и погружаются за меч-рыбой, нашим ужасным врагом. Но как любопытны эти угри! Они считают себя такими же симпатичными, как и мы? Нет, нет; наверняка они созерцают
