из крана, но ничего не происходило. Лялька открыла от изумления рот и даже перестала плакать. Отличник Аствацатуров подхватил падающие очки. Юлечка Южина уронила голову на тетрадку. Костя Царапкин скомкал листок бумаги и сунул колючий комок за воротник зануде и ябеде Гарику Горшкову. Тот съежился и закряхтел, но очень тихо. Саблезубая не шелохнулась. Грянул звонок. Она снова посмотрела в журнал, вздохнула и произнесла долгожданное: «Your hometask for tomorrow…»
– Пронесло! – завопила, вырвавшись на волю, Лялька и заскакала по коридору на одной ножке.
Еще вчера Лиза поскакала бы за ней. Еще бы – до завтра никакого английского! Однако сейчас у нее было такое чувство, что она упустила во время урока какую-то очень важную мысль. Она отошла в угол, под искусственный фикус, села на краешек кадки и задумалась. Но тут, как всегда, мимо пронесся Царапкин, крикнул ей неизменную дразнилку про рыжую-конопатую, пришлось ответить, и остаток школьного дня прошел как обычно. На физкультуре даже удалось довольно далеко прыгнуть. Однако мысль о загадочном происшествии на английском все время скреблась у Лизы в голове, как мышка в подполе: попискивает, шуршит, а не показывается.
Правда, некоторую определенность эта мысль получила после того, как на большой перемене в очереди в буфете за булочками к ней вдруг подошел Гарик Горшков. Сам по себе этот факт был поразителен, потому что в нормальном состоянии Лиза про Горшкова не помнила, а он ее терпеть не мог за рыжесть и безупречный английский.
– Что, Лизка-Сосиска, – зашипел Горшков, состроив гнусную рожу (для него это труда не составляло), – мода теперь новая для рыжих – учителей гипнотизировать? Может, мне сходить к Марине Валерьевне и рассказать о твоих успехах?
Вообще говоря, классная руководительница Марина Валерьевна, она же Малина Вареньевна, учительница русского языка, была ни капельки не страшной, даже наоборот, но вопрос насчет гипноза Лизу потряс.
– Да иди, Горшков, ладно, не стесняйся, – растерянно ответила Лиза, а сама подумала: «Какой гипноз?!» – Она тебе доктора из дурдома вызовет, давно пора…
– Иди-иди, Гарик, – донесся из-за спины голос отличника Аствацатурова, которого чаще называли Левушкой. – И к Саблезубой завернуть не забудь. Расскажи ей все на своем превосходном английском языке! Тогда она тебя на следующем уроке точно спросит…
– Да-да, – ухватилась за соломинку Лиза. – Ты ведь так хотел к доске, а она никого не вызвала? Ой, беда-беда, огорчение, пожалейте несчастненького Горшкова…
Горшков глянул в насупленное лицо Левушки и обратился в бегство. Тот умел при случае посмотреть сквозь очки так, словно придавливал недруга гранитной плитой.
После уроков Лиза, все еще взволнованная странным происшествием, вышла на набережную. «И откуда Горшков взял про гипноз? – размышляла она. – Он ведь дубина стоеросовая, ему самому такое нипочем не сочинить!» Она на ходу застегнула рюкзачок
